Жжение, вызванное мазью Тюры, ослабло, сменившись отвратительным зудом. Гейрмунн по-прежнему держал руку на столе, не поддаваясь желанию почесать рану. Он сидел, не шевелясь.
– Конунг, я давно знаю, что ты почитаешь важнее всего.
Отец резко выдохнул и откинулся на спинку стула, качая головой.
– Твои слова и поступки свидетельствуют, что не напрасно ты родился младшим сыном. Как отцу, мне больно это говорить, но, как конунг, я обязан сказать. У тебя нет ни характера, ни мудрости, требуемых правителю, но сильнее всего меня страшит, что ты так и не обретешь этих качеств.
Вернулась мать. Вместе с нею вбежал ее верный пес Свангр. Глядя на могучего элкхунда, Гейрмунн вспомнил волков, с которыми ему и Хамунну совсем недавно пришлось сражаться. Только собачьи глаза, преданно глядящие на мать, показывали, что Свангр подчиняется людям.
Конунга посмотрела на мужа и сына.
– Вижу, вы так и не залатали свои разногласия.
– Как ни прискорбно, но не залатали, – ответил конунг, взглянув на Гейрмунна.
– Мне тоже жаль, – сказал Гейрмунн.
Свангр подбежал к подстилке Хамунна, понюхал его плечо и лег, протяжно заскулив.
– Он поправится, – сказала псу конунга. – Не тревожься.
Пес качнул мордой, затем устроился у постели Хамунна, как караульный у городских ворот. Конунга с улыбкой посмотрела на верного элкхунда.
– Стюрбьёрн ждет, – сказала она мужу.
– Уже поздно. Разве нельзя поговорить с ним завтра?
– Все зависит от того, в каком настроении ты его застанешь. – Конунга села напротив мужа. Гейрмунн оказался между отцом и матерью. – Если нужно, он обождет. Но он знает, что наши сыновья благополучно вернулись. Время еще не перевалило за полночь. Вряд ли он поймет твое нежелание говорить с ним.
Конунг нахмурился, затем кивнул:
– Ладно. – Он повернулся к Гейрмунну. – Ступай и пришли сюда Стюрбьёрна.
Гейрмунн поднялся со стула. Мать хотела взять его за руку, но не успела. Гейрмунн быстро покинул совещательную комнату, вернувшись в большой зал. Стюрбьёрна он застал на прежнем месте, только теперь ярл не стоял, а сидел на скамье вместе с зеленоглазой воительницей. Браги куда-то исчез. Увидев Гейрмунна, оба прекратили разговор. Гейрмунн, как мог, подавил неутихший гнев и учтиво сообщил ярлу:
– Отец согласен тебя принять.
Стюрбьёрн допил из рога остатки эля и встал. Был он высок и широкоплеч, но годы его полной силы остались позади.
– Твоему отцу повезло. Оба его сына живы, – сказал ярл.
Гейрмунн заподозрил в его словах скрытый смысл и даже оскорбление. Но где коренился этот смысл и в чем состояло оскорбление, не знал, а потому не мог дать должного ответа. Гейрмунн молча наклонил голову. Стюрбьёрн отправился в хорошо знакомую ему совещательную комнату. Гейрмунн смотрел ярлу вслед, сознавая, что даже в своем нынешнем состоянии Хамунн присутствовал там, куда его не позвали.
