- Я сам бывал в такой ситуации. И тоже нихрена не помню. Так что не мне тебя судить. А позже, расспросив здешних, ты узнаешь – тут все такие. У всех тотальная кастрация воспоминаний. Так что тебе еще повезло, Балэни.
- Так что? Берешь?
- Беру. Но учти – с таким как я тебе работать еще не приходилось. Я не из тех грамотных командиров, кто думает только о заработке и выживаемости.
- Тогда какова цель, командир Оди?
- Называй меня лид.
- Лид – повторила она – Так какова цель?
- Найти виновного – оскалился я в мрачной усмешке – Найти того, кто виновен во всем этот мудреном вонючем дерьме.
- И затем? Убить?
- Само собой. Но не сразу… Балэни – слишком долго. Как тебя называли в прошлом?
- Ссака – тут же ответила беловолосая – Я Ссака. Я под тобой, лид?
- Да.
- Снаряга? Аптечка? Автомат? Что насчет стрельб?
- Полностью снарядим и вооружим. Еще пожелания?
- Под конец службы я была вторым помощником командира. Не знаю справлюсь ли я с этим узкоглазым – беловолосая задумчиво смерила взглядом Каппу – Сейчас точно не справлюсь, но дай мне восстановиться…
- И?
- У тебя кто круче – тот и главнее?
- Примерно так – кивнул я – Хочешь стать сержантом? Взять под себя десяток сырых бойцов?
- Хочу.
- Зачем?
- Соратники – не задумываясь, ответила она – Верные соратники. Как жопой не верти – однажды поймаешь пулю. Аптечка истощится и сдохнет, даже пробитый экз упадет и не встанет. И вот тогда надежда только на тех, кто вытащит тебя из боя, прижмет к шкуре новую аптечку, вольет тебе стакан собственной крови и поможет отбиться, пока ждете эвакуацию или подкрепление. И за годы участия в детских разборках этих игрушечных однодневных корольков я поняла – под боком всегда должно быть два-три реально верных и живучих бойца.
- Ты точно тупая? Говоришь вроде как умно…
- Я тупая. Но память хорошая. И выживать умеешь.
- Покажешь себя – будет тебе десяток.
- Есть.
- История – напомнил я – Что не так с этой татуировкой? Она выглядит живой. Особые чернила?
- Особое мастерство – покачала она головой и, проведя по растрепанным волосам, поморщилась – Надо вымыться. И заплести косы. А татуировка… ее делал он. Тот мелкий у стенки, что дважды выстрелил мне в спину. Он… этот молчаливый дебил-художник… он отсталый что ли… врачи таких как они называют особыми детьми, что живут не в нашем мире… или они говорят, что они видят мир иначе… не знаю. Но татуировку сделал он – лет через пять после той истории. И все эти десять лет он меня донимал каждый день! Мелкий сученыш! Каждый день об одном и том же – дай выбью тебе тату… мне надо нарисовать… нарисовать на твоей спине… я должен…
