— Да уж, наубивался… — прошептали мои губы; счастье, что Тур не слышал.
Он совсем обезумел — схватил попавшийся под руку топор и принялся крушить им все, что видел: наш ветхий забор, стойло, стены сарая, старенькую тележку, в которой я возила снедь с ярмарки…
— Перестань! — кинулась к нему. — Что ты творишь!
— Уйди, девка! — отмахнулся от меня локтем, да так, что я опять отлетела к крыльцу. — Убью!
— Стой! — крикнула я еще громче, поднимаясь. — Не надо! Если разгромишь тут все — Ворона уже не вернешь!
— Ненавижу! — орал Тур, не слыша меня и кромсая в капусту дверь сарая. — Убью!!!
Мои бедные курочки и петух — к счастью, живы! — выбежали из разрушенного сарая и горланили не хуже беснующегося Энги. Чуя неладное, бросилась к нему снова и вцепилась в рубаху на его спине.
— Остановись!
Да разве ж остановишь раненого зверя? Энги даже не заметил, как сбросил меня движением широких плеч, продолжая размахивать топором во все стороны. В ужасе увидела, как шарахнулись от него куры, да одна не успела: лезвие на излете отсекло бедняжке голову.
— Нет!!! — закричала я что есть силы и повисла на руке убийцы, сжимавшей топор. — Нет!
Он вдруг остановился, как вкопанный. Я, рыдая, сползла вниз и склонилась над все еще трепыхающимся телом моей бедной несушки.
— Нет! — голосила я, вцепившись себе в волосы. — За что?!
— Илва… — прохрипел он, шагнув ко мне на подгибающихся ногах. — Илва… прости… я не хотел…
— Хотел!!! — завизжала я и швырнула в него первой попавшейся под руку палкой. — Я просила тебя! Я просила! Ты убийца! Заче-е-ем?!
В него полетели мелкие камни, комья земли и куриный помет, но Энги так и продолжал стоять на месте, не шелохнувшись, и оторопело глядел на убитую курицу.
— Илва, прости…
— Провалился бы ты! — крикнула я, отшвырнула очередную палку в сторону и закрыла лицо руками.
Тур упал на колени рядом со мной и обнял за плечи.
— Ну Илва… Это же всего лишь курица…
— Всего лишь курица?! — зарыдала я еще громче и саданула его в плечо кулаком.
Словно камень ударила — едва руку себе не расшибла.
— Ну что ты, в самом деле? Я коня потерял, понимаешь! Коня! А ты за какой-то курицей убиваешься… Их вообще-то едят…
— Ну и подавись ею, обжора! — с обидой крикнула я и оттолкнула его от себя. — Чтоб она тебе поперек горла встала!
День, начавшийся так скверно, столь же скверно и прошел. Мы с Энги не разговаривали: я дулась на него за курицу, а он молча горевал по своему коню. Оба мы до полудня пытались справиться с разрушениями, учиненными волками и обезумевшим Туром. Я, громко причитая, прибиралась во дворе и складывала разбросанные поленья и хворост, собирала обломки сарая, стойла и забора в одну кучу у ворот. Энги, сердито сопя и ругаясь себе под нос, закопал за забором обглоданные кости своего Ворона, затем ощипал и выпотрошил мою несчастную курицу, а после принялся починять все, что разрушил.
