- На сексуальной ориентации, - хмыкает Глеб.
- А ты думаешь, нет? - вскидывает голову Соломин. - Вспомни анекдоты про кавказцев. Все народы в анекдот про представителей другой национальности вкладывают свое неприятие чужих ценностей и привычек: русские - пьяницы, евреи - хитрые жадины, украинцы - салоеды, прибалты заторможенные... На этом бытовом уровне и поддерживается национальная рознь. А потом выплескивается в резню.
- Эк вы хватили, Виктор Алексеевич, - крутит головой телевизионщик.
- Я не хватил. Я знаю это еще по Западной Украине, где с бандеровцами воевал.
А потом здесь вот, на Кавказе, уже который год работаю. То Карабах, то Сумгаит, то Абхазия, то теперь вот осетины с ингушами...
- Ну, и что прикажете делать? - Глеб вертит в руках дымящегося "Бернса". - Анекдоты не рассказывать?
Пока идет спор, я слежу за высокой брюнеткой в черных брюках и желтом свитере. Из всех журналистов, присутствовавших на брифинге, осталась только она.
Остальные ушли. Девушка долго смотрит в нашу сторону. Я приметил ее еще в зале.
Она была без диктофона и не задавала вопросов. Хотя слушала внимательно все, о чем говорили. Мне кажется, она хочет подойти и что-то спросить, но ждет окончания нашего разговора.
- ...Ой, брось ты ёрничать! - сдержанно говорит дед и опять начинает раскачиваться на носках. - Давить всех нужно железной имперской рукой.
- По-сталински, - ухмыляется телевизионщик.
- Ты знаешь, что я сейчас читаю? - делает неожиданный поворот Соломин и строго смотрит на Глеба. Сейчас дед очень напоминает сердитого филина.
- "Краткий курс истории ВКП(б)", - прыскает в кулак журналист.
- Дурак ты пузатый, - дед улыбается, поблескивая оправой очков. - А читаю я Булгарина. Того самого, которого в нашей советской литературе ругали в угоду Белинскому.
- Ничего удивительного. Вы в Главлите рулили. Надо ж было иметь идейную основу для цензуры. Только бумажками из ЦК морально не укрепишься.
- Так вот знай, что Булгарин противился "вольнодумству", потому что прекрасно понял, до чего оно доводит.
- До чего? - настораживается Глеб.
- До того ужаса, который случился в семнадцатом году!
- Так вы же завоевания этого ужаса защищали всю свою сознательную жизнь! - кипятится журналист.
Тут я закуриваю от волнения. Подняв голову, обнаруживаю, что девушка в желтом свитере исчезла.
- Глеб, голубчик, - вздыхает Соломин. - Любой порядок, даже самый жесткий, лучше хаоса. Я защищал страну от повторения этого ужаса. К сожалению, не получилось. История повторяется.
