Как ни странно, об отравлении речи не было. Валентина хотела выпить и поплакать в мое плечо. Я щедро налила ей первое, и с некоторым недоумением подставила второе, плечо то есть. По моему разумению, великие возлюбленные плачутся исключительно друг другу, никому из иных представителей человечества свои тонкие эмоции не доверяют.
Испив горькую, Валентина вытерла ладошкой губы, потом хрипло произнесла:
− Он уезжает тридцать первого декабря.
Я поняла, что речь идет о Викторе. Кто еще мог занимать ее мысли?
− Тридцать первого?
Оставалось еще четыре дня.
− Тридцать первого? Что-то случилось? Не может быть, вы поссорились…
− Он всегда уезжает тридцать первого декабря. Уже пятнадцать лет я не могу привыкнуть к этому. Он всегда вывозит меня в это время в Египет, в этот гадский Египет, и тридцатого мы отмечаем наш Новый год. Якобы Новый год. А тридцать первого он возвращается домой, чтобы успеть отметить настоящий Новый год с семьей.
Бедняжка. За пятнадцать лет такой порядок вещей и Белоснежку сделает истеричкой. Валентина с чувством уткнулась в мое плечо и в голос заревела.
Оказалось, что пятнадцать лет они любовники, но не более того. Сначала Виктор говорил, что должны подрасти дети. Когда дети подросли, выяснилось, что законная жена должна привыкнуть к мысли о скором разводе. Она весьма чувствительна к стрессам, и вообще после стольких лет жена − не чужой Виктору человек. Он не должен бросать ее так внезапно.
− Сколько лет жена привыкает? − спросила я, уже догадываясь, с чем имею дело.
− Десять лет! − всхлипнула Валентина. − Она привыкает гребаные десять лет! У-у… Год за годом все привыкает и привыкает. Да за это время мы с Витей могли бы не только пожениться, но и три раза развестись. Можно я немного побуду в вашем номере? Не хочу, чтобы он видел, как я плачу.
Вечером наша компания, к которой прибились еще несколько симпатичных персонажей обоего пола, заседала в баре за неспешной беседой о том и о сем. Влюбленные тоже были здесь − по обыкновению плечо к плечу, рука в руке. Я больше не чувствовала себя испорченной, и мило улыбалась им, таким приземленным, как и все мы грешные.
Ира выглядела идеально, если за точку отсчета принять ее цель − наповал очаровать Бронислава. Она убила на создание имиджа часа три. Были использованы все средства, чтобы подчеркнуть воздушность и наивность Иры, с одной стороны, и ее готовность к безумствам плоти, с другой. Сексуально растрепанные пряди, будто девушка только что поднялась с постели. Призывная розовая помада. Декольте зашкаливало, разрез на юбке ненавязчиво, но полностью открывал точеное загорелое бедро подруги. Бронислав вел себя прилично и сдержанно, словно понимал, что сегодня решается его судьба − будет, в конце концов, у него в этом отеле секс или нет?
