— Вот я и хожу по фотомастерским, — подвел черту Костя, — показываю эти фотографии: а вдруг кто-нибудь вспомнит клиента, который их заказывал?
— Ну-у, это вряд ли, — сочувственно протянула Лена, надув накрашенные губки. — Знаете, сколько их тут за день проворачивается?
— Ну, а вдруг? Может, все-таки глянете?
— Гляну, конечно. Мне не трудно.
Молодой человек расстегнул папку и, вынув оттуда, разложил на стеклянном прилавке несколько фотографий, на которых была изображена какая-то женщина с ребенком — симпатичной, смешливой девочкой лет десяти.
— Что-то ваша сестра на вас совсем не похожа, — с оттенком ревности подозрительно заметила Лена.
— Она у нас в отца, — ничуть не смутившись, ответил разбитной Костя. — А я в маму. Ну, как, не припоминаете?
— А знаете, кажется, припоминаю, — заставив его мигом принять охотничью стойку, нерешительно протянула девушка.
— Ну, ну?..
— Да, точно, помню. Мне еще показалось странным, что у такого мерзкого типа такие симпатичные жена и ребенок.
— Мерзкого?
— Да ну его! Черный, как головешка, небритый, разит, как от козла… И еще пристает.
— Черный? Негр, что ли?
— Да какой негр! Этот… лицо кавказской национальности! Я еще почему его запомнила. Сам кавказец, а заказ сделал на фамилию Иванов!
— Так, может, он и не кавказец вовсе?
— Ну да! Что я, кавказцев не видела?
Разбитной Костя покосился в сторону окна. Там, за окном, примерно в полукилометре, невидимый отсюда, шумел, бурлил и вонял, как поставленный на огонь гигантский чан с помоями, Черкизовский рынок. Лена не лгала: девушка, вынужденная ежедневно добираться в этот район общественным транспортом, наверняка насмотрелась на кавказцев и прочих гостей столицы досыта, и тот факт, что гости вели себя здесь, как законные хозяева, вряд ли ее радовал.
В этот момент звякнул дверной колокольчик, и в мастерскую, лишний раз подтверждая правдивость слов Лены Курасовой, вошел гражданин ярко выраженной восточной наружности, одетый дорого и кричаще, как одеваются жители Кавказа и Средней Азии, преуспевшие на ниве рыночной экономики. Подойдя к прилавку, он принялся разглядывать выставленный на продажу товар. Выражение лица у него было брезгливо-надменное; от него густо тянуло дорогой туалетной водой, натуральной кожей и хорошим табаком.
Костя задернул «молнию» папки, в которую только что спрятал фотографии, и сосредоточил свое внимание на новом посетителе.
— Случайно, не этот? — спросил он так, словно кавказец был неодушевленным предметом или глухонемым.
