Незнакомец помолчал, обдумывая предложение.
— У меня… — начал он, но тут же оборвал себя. — А впрочем, это уже не имеет значения. Согласен. Когда и где?
Дорогин назначил ему встречу в кафе за углом. Кормили там хорошо и сравнительно недорого, а вышколенный персонал умел держать язык за зубами и беречь постоянную клиентуру. Это место не раз использовалось сотрудниками «Ольги» для переговоров с клиентами, и, уже положив трубку, Сергей снова подумал, что обрастает мхом, становясь предсказуемым. Времена, когда он скрывался от всего белого света, остались в прошлом, и теперь, сделавшись солидным столичным бизнесменом, он мог позволить себе иметь любимую забегаловку, где его хорошо знали и всегда встречали с улыбкой.
В кафе он отправился пешком. На улице стоял легкий морозец, с неба по-прежнему сыпался мелкий снег. Ветра не было, и снег приятно щекотал щеки. Дорогин шел, с удовольствием вдыхая холодный воздух, который после проведенного в офисе дня казался особенно свежим, подняв кверху лицо и, как в детстве, ловя губами снежинки. Потом он поскользнулся, с трудом сохранив равновесие, ругнулся вполголоса и стал смотреть под ноги, снова думая о том, что круиз по Нилу посреди зимы — не такая уж плохая идея.
* * *
Михаил повесил трубку и, все еще стоя под пластиковым колпаком уличного таксофона, сунул в зубы сигарету. Снег тихо шуршал по мутноватому от старости плексигласу; на округлой макушке колпака он лежал толстым слоем, затеняя свет уличного фонаря. Закурив, Шахов рассеянно выдернул из щели аппарата магнитную карточку «Ростелекома», купленную в газетном киоске на углу. Он попытался вспомнить, когда последний раз пользовался телефоном-автоматом, и не смог — это было давно, в прошлой жизни, которая теперь, по прошествии времени, казалась простой и счастливой прямо-таки до умиления. Отец, оператор «Мосфильма», бывало, брал его на студию, а иногда и в командировки, на съемки очередного фильма — в Крым, в Прибалтику, а однажды даже на Камчатку…
Михаил выбросил недокуренную сигарету в припорошенный свежим пушистым снегом, смерзшийся до каменной твердости грязный сугроб, сунул руки в карманы пальто и пошел к машине, гадая, с чего это его вдруг потянуло на воспоминания в самый неподходящий момент. Потом до него дошло: ну, конечно, во всем виноват этот хамоватый частный сыщик, которому откровенно не хотелось вникать в суть его проблем. Его звали Сергеем Дорогиным, как и того каскадера, с которым Мишка Шахов подружился в свое последнее лето перед уходом в армию, когда подрабатывал на студии помощником осветителя. Потом, отслужив срочную, он узнал, что Дорогина посадили в тюрьму, а еще через пару-тройку лет до него окольным путем дошла весточка, что бывший каскадер Дорогин погиб — утонул, свалившись в реку с моста. Поговаривали, что дело тут нечисто — будто бы и сел он без вины, и с моста упал не без посторонней помощи. Михаил тогда был курсантом, стоя на самой нижней ступеньке лестницы, что вела, как ему тогда казалось, наверх, к благополучию и всеобщему уважению, а привела вот в эту телефонную будку, затерявшуюся в недрах заснеженного спального района. В ту пору несправедливость еще не перестала его ранить, и он предпринял несколько неуклюжих, по-детски наивных попыток разобраться в этой истории. Но в чем мог разобраться курсант-второгодок, загруженный так, что едва оставалось время на сон? Дорогин умер, жизнь шла своим чередом, и в ней не было места для призраков прошлого. Образ бывшего каскадера, когда-то научившего Мишку Шахова делать на перекладине подъем переворотом и не бояться высоты, мало-помалу потускнел, отошел на задний план, оттесненный новыми впечатлениями, и, казалось, окончательно растаял. Шахов не вспоминал о нем уже много лет, и вот теперь случайное сочетание не таких уж редких имени и фамилии нежданно-негаданно напомнило об ушедшей юности, добавив еще немного горечи в чашу, которую, судя по всему, Михаилу предстояло осушить до самого дна.
