Отныне люди стали приезжать каждый день. Бывало, что и не по одному разу. Одни были одеты как рабочие, другие походили скорее на бомжей, чем на организованных работяг. Все они смело, с абсолютной наглостью проходили в дом, шарили повсюду, словно устраивая обыски, забирали вещи, снимали светильники и потолочные лампы, выносили мебель. Иногда взамен Даша получала конверт, внутри которого находилась пара-тройка зеленоватых денежных купюр. Но зачем они так делали? Зачем уносили всё из дома и давали Даше деньги? Ведь она не собиралась ничего продавать! В мыслях не держала такого! Только вот её никто не спросил. За неё всё решили те "костюмы". Или кто-то ещё.
За последующие три дня особняк подвергся сразу нескольким набегам мародёров. Вынесли все стулья, табуретки, тумбочки и Дашино кресло-качалку из двойной комнаты. Потом не стало двух больших шкафов, нескольких сундуков и стеллажей, множества мелких вещей, включая книги, настенные часы, фарфоровые и глиняные фигурки, посуду. Поначалу Даша бегала по дому за визитёрами, кричала, ругалась, махала кулаками, пытаясь остановить происходящее безумие, даже дралась. Бесполезно. Для всех она была будто пустое место. Её не воспринимали всерьёз. Даже почти не разговаривали с ней. Однажды приехали сразу четверо на большом грузовике. Сказав, что им разрешено, они вынесли из дома две коробки с оставшейся посудой и каким-то барахлом, большой тяжёлый диван и комод. Хороший такой комод, очень старый, почти ровесник самого особняка, стоявший наверху в дальней комнате со сломанным чёрно-белым телевизором. Даша только успела спрятать в этом комоде свои клубки ниток и незаконченное вязание. Почему она думала, что этот трухлявый, разваливающийся комод не станут трогать? Видать, он имел свою ценность! Эти люди вывалили его содержимое во дворе и погрузили его вслед за диваном в кузов машины. Сдержанно поблагодарили, дали конверт с тремя зеленоватыми купюрами и уехали. Даша уже не следила за тем, как в то же время с другой стороны улицы к дому подъехала очередная группа расхитителей, которые вскоре принялись срезать с дома наличники. Обезумев от горя и заливаясь слезами, девочка бегала босиком в одной футболочке на три размера больше положенного и собирала разноцветные шерстяные клубочки, разбросанные по двору.
Несмотря на разграбление дома, маленькая Даша оставалась в нем, не желая никуда уходить и страдая из-за своего бессилия остановить творившееся безобразие. У неё пропал аппетит, она лишилась сна и была обозлена на весь белый свет. Казалось, счастливой беззаботной жизни пришёл конец. Больше не будет ничего. Ни увлекательной возни с приготовлением влажной мешанки для куриц. Ни раздражавших её, но всё же забавных столкновений с мышами. Ни долгих часов возни с цветами во дворе. Ни завтраков с пересоленным или наоборот недосоленным омлетом. Ни моментов наслаждения разогретым в печи киселём. Даша перестала бегать за приходившими людьми и пытаться их остановить. Оцепенев от горя, она тихонько сидела на месте и смотрела, как её дом превращается в сплошную большую помойку с выбитыми оконными стёклами, разбитыми кувалдой печами, вскрытыми полами и горами грязи.
