Пока мужчины грузили весь скарб, женщины обустраивали нехитрый быт островитян. Укрепляли тростником навесы, раскладывали корзины с пожитками, глиняную посуду и одеяла, мастерили из камней закрытые камельки для приготовления пищи.
– Нита, зачем ты отправила за ней? – проворчала одна из женщин, толстая Найра, пристраивая к груди младенца. Две чёрные косы свисали из-под её круглых щёк, низкий лоб недовольно хмурился. – Стемнеет рано, и по её вине сегодня мы далеко не продвинемся.
– От этой чужачки одни беды, – добавила, докладывая тростник к навесу, вторая – суеверная Калу̀, худая с широким носом и выступающим подбородком. – Как только Аламеда здесь объявилась, к нашему болоту стала подступать Большая Вода, а на небе загорелась вторая луна. Это дурной знак.
– Большая Вода всегда приходит в одиночку, ей не нужны предвестники, – бросила Нита и крепко взялась за шест, к которому был привязан плавучий остров, давая тем самым понять, что она намерена ждать Аламеду столько, сколько потребуется. И пусть кто-нибудь только попробует сдвинуть её с места.
– А что до второй луны, – добавила Нита холодно, – одним творцам известно, что происходит с небесными светилами по мере приближения к кладбищу миров. Аламеда тут ни при чём.
Среди женщин прошёлся возмущённый ропот:
– Носится с ней, как наседка с яйцом.
– Родня она ей, что ли?
– Откуда взялась эта Аламеда?
– Я слышала от прабабки, будто на затонувшем северном материке когда-то обитали светлокожие люди…
– Сдалась же тебе эта белянка, – бросила Найра, недовольно глядя на Ниту. – Вот увидишь, скоро она уведёт у кого-нибудь мужа. Вон как они смотрят на неё.
– Так и разберитесь со своими мужьями, – хмыкнула Нита.
– Найра, между прочим, твой муж и на меня поглядывает, – вдруг произнесла с усмешкой девушка в платье цвета амаранта. Она сидела на краю острова, плетя верёвку из тростника, и казалась дикой лилией среди воды и зелёных стеблей. Ветер заигрывал с её длинными, по пояс волосами. Пронзительные глаза покосились на собеседницу.
Все засмеялись. Найра проворчала что-то и снова занялась младенцем. А не принимавшие участия в разговоре мужчины, услышав, что речь идёт о них, слабо возмутились, но тут же вернулись каждый к своей работе.
– Но женщины правы, Нита, – опять сказала девушка-цветок. – Белянка здесь чужая. Она не хочет идти с нами. Почему бы не оставить её в покое?
– Аламеда погибнет одна, и ты это прекрасно знаешь, Муна, – медленно, но упирая на каждое слово, проговорила Нита. – Мы все дали клятву держаться вместе и никого не бросать. Что бы ни случилось, – она начинала с беспокойством поглядывать в сторону тростниковых зарослей. Куда запропастился этот Лони? Нужно было пойти самой.
