Лиз принесла с собой гитару и теперь, откинувшись на спинку плетёного кресла, наигрывала Этюд № 5 Мауро Джулиани**. Полосатые тени от повислых ветвей соседней лиственницы колыхались на её сосредоточенном лице и грациозной шее и подчёркивали изящную линию ключиц. Лиз так старалась правильно проиграть пассаж, словно от этого зависело что-то очень важное. Она сбивалась и начинала заново, усердно перебирая пальчиками упругие струны. Шум реки внизу вторил тревожным аккордам. Переклики беркута вплетались в быструю мелодию звонким клёкотом. Лиз спешила. Спешила проиграть пассаж. Спешила жить. И этим утром, как никогда, я видел её готовность к новой жизни.
Арольд отбыл на конференцию на рассвете, а ещё через полчаса, не дожидаясь одиннадцати, ко мне заглянула Лиз и заговорщически шепнула:
– Доктор Ланнэ, давайте пройдёмся.
Вряд ли бы нам подвернулся более выгодный случай: надзиратель отсутствовал, а Лиз находилась в стадии ремиссии вот уже три недели.
С наступлением весны мы нередко гуляли с ней по лесу. Я всё чаще предпочитал проводить беседы с моими пациентами на свежем воздухе, нежели в закрытом помещении, и вскоре нашёл подходящее место, тихое и уединённое, на вершине утёса. Два плетёных кресла и столик заменяли мне привычную обстановку кабинета. Мои подопечные оценили эту придумку – здесь, в лесу, они переставали чувствовать себя пациентами и раскрывались куда больше.
Однако доктор Арольд лишь скептически приподнял бровь, когда я забирал старую садовую мебель с чердака клиники и объяснял ему, для чего она мне понадобилась. «И чему только нынче учат в университетах?» – проворчал он в ответ на мои разъяснения. Но что мне до него? Меня больше волновало мнение моих пациентов и, в особенности, Лиз. Она пришла в полный восторг, когда я впервые показал ей мой новый импровизированный кабинет под сенью деревьев. Теперь она всегда хотела проводить сеансы психоанализа исключительно на свежем воздухе.
– Доктор, вам кто-нибудь говорил, что вы похожи на Джэка Лондона? – вдруг сказала Лиз, отложив гитару.
– Правда? – удивился я, пытаясь воссоздать в памяти физиономию американского писателя, и понял, что, прочтя столько его книг, не имею понятия, как он выглядит.
– Да. У вас такой же открытый взгляд и волевой подбородок, – ответила она совершенно серьёзно.
– Никогда бы не подумал, что моему подбородку можно дать такое определение. Я бы назвал его просто выступающим, – засмеялся я, хотя, не скрою, мне было лестно получить комплемент от Лиз.
