– Да, – коротко резанул он и больше за вечер не сказал ни слова. И судя по тому, как он быстро ответил, Макс ничего не понял и не захотел понимать.
Через пятнадцать минут он ушел в спальню, чмокнув Киру и тихо пожелав ей спокойной ночи. Она же прихорашивалась у зеркала. Не демонстративно, но все же весьма бурно, и, к своему злорадству, выглядела она сногсшибательно: в кожаных шортах, купленных в «Harrods» под общий рокерский стиль, с красной помадой на губах.
У Киры было много подруг, много друзей. Таких друзей, которых встречаешь раз в год и заново вспоминаешь, как их зовут. Родители обеспечили ей доступ чуть ли не к каждому узлу паутины связей, которыми была опутана Москва. На этот раз она пила в баре с Натальей, называвшей себя фотографом, и Петей, тоже называвшим себя фотографом. Оба фотографа были наиприятнейшими людьми, спали до трех дня, нюхали так же часто, как чистили зубы, и никто еще не видел их фотографий, хотя стаж у них был уже приличный. Понятно, что Кира им нужна была как проводница в глянцевый мир. Ей это было даже понятнее, чем всем остальным, поэтому она щедро раздавала обещания, но никогда их не выполняла – она быстро осознала правила игры.
Не сказать, что Кире это нравилось – как и всем неглупым и нечерствым людям, ей были больше по душе искренние и теплые дружеские отношения. Но громкая ритмичная музыка, веселье, красивые, ухоженные люди – этот успех по-московски никак не хотел ее отпускать, да она и не стремилась от него уйти. В какой-то степени она была человеком новой формации, универсальным индивидуумом «без лица». Кира быстро мимикрировала под любую компанию и место. У нее хорошо получалась глупенькая куколка, любительница розовых рюшечек, образ «своего парня» в дальних походах в горы, роль профи в разговорах с коллегами, хипстерши и светской львицы. Это не значит, что она была слабой и не могла оставаться собой в любой ситуации. Как какое-нибудь мифическое существо из диснеевской сказки, она меняла оболочки, оставаясь при этом собой. И каждая из ролей ей, в общем-то, нравилась.
Любой из московских прожигателей жизни относил себя к тому или иному поколению. Поколения обозначались по названию самого модного места того времени. Кира была из поколения «Gipsy» – клуба, полностью соответствующего своему названию. Его помещение было не эклектикой, не модным фьюжином, а именно цыганским дворцом. Кажется, над ним поработала гигантская сорока: стащила сюда все, что плохо лежало, отличалось ярким цветом, блестело и переливалось.
