– Эх… – вздохнула.
Всему виною его внешность. Высокий, статный, не богатырь как тот же Любавушка; глаза голубые, будто небо весеннее; брови темные, густые, как и волосы; нос… Обычный, прямой, а вот губы… Четко очерченные и такие притягательные. Этакий идеал моих девичьих грез. Еще и впечатление хорошее произвести успел. От такого ждешь нежности, тепла. Я не могла и помыслить, что он предаст, бросит беззащитную меня посреди дикого леса.
«А с чего ему беречь твой покой? Он тебе кто: брат, сват, жених, муж? – поддел меня, иногда просыпающийся и обычно весьма язвительный, внутренний голос. – По его мнению, посреди леса ты давно живешь. Жаждешь разубедить его? Вперед! Он с огнем умело обращается, очаг запалил же, значит, и костер под тобой тоже сумеет разжечь. Нежненько так, как ты и мечтала. Заодно и согреет».
До утра так и не сомкнула глаз. С первыми лучами солнца поднялась, сходила на озеро за водой, принялась отмывать свое жилище. Благо руки от чудодейственной мази зажили так, словно и не было ссадин и мозолей. Заветную баночку припрятала. Пригодится еще.
Скребу, драю, пыль и паутину уже убрала, баночки-скляночки обтерла влажной тряпицей, временно переложив крепко спящую Мику на стол, вымыла окошко.
А при этом, после вчерашних экспериментов, тело ломит так, будто я не яблочко по блюдцу погоняла, а, как минимум, штангу этак стокилограммовую потолкала. Надо впредь поосторожнее быть с такого рода «нагрузками».
От лучины разожгла очаг, поставила воду кипятиться. Кофе или чая здесь нету, конечно, но хоть чай из трав заварю. Благо обнаружила сушеные мяту, мелиссу, липовый цвет и подорожник с ромашкой. Должно получиться вполне вкусно. Особенно порадовала находка здоровенного, литров на двадцать, бочонка с золотистым, явно недавно собранным и еще не засахарившимся медом. Обнаружились кое-какие овощи, крупы, сушеные грибы и вяленая рыба. В теории, с голоду не умру, но и мяса на свои кости явно не наем.
Заварив чай, решила, пока напиток настаивается, хоть чуток пол подмести, и – о чудо: он оказался не земляным, просто его видимо никогда не мели и не мыли. А теперь он влажно поблескивал потемневшими от времени, отполированными песком досками. Еще и дверца в подпол обнаружилась, но туда я пока соваться не рискнула. Дом задышал свежестью, а внутри, кажется, даже гораздо светлее стало.
В желудке опять заурчало, но доесть остатки вчерашней похлебки рука не поднималась, все еще теплилась надежда: вдруг Див вернется? Вряд ли, конечно, но так хочется верить, что в моей жизни произошли хорошие перемены. Не может же быть так, что я попала сюда лишь для того, чтобы вечно дрожать от страха перед костром?
