Звук старого рояля словно голос старика: кое-где прорывается сип, а то и скрип, но чувствуется скрытая не до конца растраченная сила, мелодичность и певучесть. Что это, как не едва не забытая воля к жизни? И даже фальшь давно не настраиваемых струн не перекрывает былого величия звука. Улыбаюсь, и мелодия полностью захватывает нас, меня и моего старого черного друга – лебедя с одним крылом.
Тональность Лунный Сапфир. Моя любимая. Я закрываю глаза и перед внутренним взором будто разливается море, играющее всеми оттенками синего. Оно ласкает мои пальцы. Морской ветер едва заметного голубого оттенка переливается и вьется вокруг меня, не задевая ни волос, ни кожи. Он играет со мной на расстоянии. Сердце охватывает тоска. Сильная, будто звериная. До боли хочется почувствовать хоть малейшее дуновение, завивающегося в спирали, сверкающего голубыми искорками ветерка. Пальцы уже не ласкают клавиши, а бьют, умоляя и одновременно неистово требуя прикосновения. Неосознанно подаюсь вперед, чтобы ощутить движение легкомысленного и немного жестокого порыва воздуха, и в этот момент раздается скрип двери. Волшебство момента пропадает, осыпаясь стремительно угасающими сапфировыми искорками, а я открываю глаза.
У двери, облокотившись плечом о стену и скрестив руки на груди, стоял незнакомый мужчина и внимательно смотрел на меня. Нежданный гость был высок и черноволос. От его внушительной атлетически-сложенной фигуры веяло неприкрытой властностью и силой. Зеленые глаза смотрели прямо в мои собственные, как будто пытаясь найти подтверждение каким-то своим мыслям. Все время, что мужчина посвятил изучению моих глаз, в комнате царила тишина. Я словно застыла в той позе, в которой увидела его: повернув голову к выходу и едва оторвав пальцы от клавиш. Я знала, что не совершила ничего предосудительного и ругать меня не за что, но внутри, вопреки логике, легким тремоло дребезжал трепет от появления незнакомца. Наконец, придя к решению, что стало ясно по сведенным друг к другу бровям, мужчина произнес:
- Как вас зовут?
Голос оказался глубоким и сочным, с дремавшими где-то в глубине, на самой периферии слуха рокочущими нотками, словно лава, едва начавшая бурлить глубоко в кратере вулкана. Слова обволакивали черным бархатом, одновременно лаская и требуя подчинения, а конкретно сейчас - ответа на заданный вопрос.
Я сморгнула наваждение, сглотнула непонятно откуда взявшийся в горле сухой ком и произнесла, перемещая руки на собственные колени:
