На ветку прямо над ним села бурая птица и стала хохотать как сумасшедшая:
— Ха-ха-ха, чем это ты размазюкал хвост, скажи на милость? О-о, да он у тебя прямо меняется на глазах. В жизни не видала таких чудных хвостов!
Птица хохотала, прыгала и вертелась, но глаз ее все время, как бы она ни повернулась, смотрел на малыша. И стрекотала она так быстро и пронзительно, что ничего другого уже не было слышно.
— А лапы-то, лапы! — тараторила птица.
Малыш оглянулся на свой хвост — нормальный, большой, яркий хвост! Поднял перед собой переднюю лапу — обыкновенная черная лапа, и очень ловкая. И он хотел хлопнуть этой черной ловкой лапой назойливую птицу. Но она увернулась, уселась повыше и снова застрекотала:
— Ну и чудище! Ну и урродец! Лапы, как рруки! А хвост?! Хвост я вообще не знаю, на что похож! Я такого хвоста еще не видала!
Тогда малыш пошел прочь от нее. Он то вспоминал, что идет по незнакомым, нехоженным местам, и припадал за кустиком к земле, и внюхивался. То скакал на больших задних лапах, почти не касаясь земли передними. То шел просто так, и садился, и пытался вспомнить, о чем же ему необходимо подумать.
Солнце сквозило в каждой ворсинке. У малыша урчало в животе. Малышу было очень и очень как-то. Он куснул травинку. Пожевал. Вкусно.
Несколько раз малыш далеко отходил от Дерева, но возвращался. Ему хотелось уходить все дальше, но было жалко оставить Дерево, широкое, теплое Дерево, которое так долго, так уютно баюкало его: ю-уп-пи, ю-уп-пи... Малыш даже за- скулил-заплакал, не зная, на что решиться. А потом подумал: у Дерева ноги глубоко в земле, чтобы оно никуда не уходило. А у него ноги все снаружи, на земле, чтобы можно было далеко и легко бегать. Каждый должен слушаться своих ног.
— Ты видишь,— сказал он Дереву,— у нас разные ноги.
Поэтому ты побудь здесь, а я обязательно к тебе приду. Я мир хочу посмотреть.
И он побежал-поскакал по лесу. Но бежал не один. Высоко в небе, подпрыгивая так же, как и он, за ним бежало солнце. А пониже — в ветвях и над ветвями — летела та бурая болтливая и насмешливая птица. И успевала трещать на лету:
— Куда это он помчался от своего Деррева, этот зверрь, этот несмышленыш? Вы слышали, он мирр хочет посмотреть! А ты хоть знаешь, что такое мирр? Ты знаешь хотя бы, что такое ты сам, сколько тебе лет?
— Лет? — удивился малыш.— Что такое — лет?
— Сколько ты живешь на свете? Когда ты появился?
— Появился? — еще больше удивился малыш.— Я был всегда.
