Он не мог вернуться к девочке. И не потому, что боялся собачников. Его тоска по девочке была сильнее страха. Но все-таки вернуться он не мог. Он думал: если бы на девочку кто-нибудь набросился, он защищал бы ее из последних сил — она же только плакала. Юппи не винил ее, но вернуться к ней уже бы не смог. Он вспоминал ее ласковые руки — и это было так хорошо! Но тут же он вспоминал, как стояла она в стороне, в то время как парень запихивал в мешок белого щенка, и это было очень плохо. Но когда сразу и хорошо и плохо — от этого как-то совсем плохо, так что собственный хвост становится обвислым и серым.
Юппи тосковал о Дереве: заснуть бы снова под его нежную песню в теплом, сухом дупле... Но что, если точно так
как его, баюкает Дерево холодную, скользкую Змею? Нет-нет, думал Юшш, у Дерева же нет ни рук, ни когтей, оно не может прогнать, оно может только медленно выживать из дупла, и оно, конечно, уже выжило Змею с длинной-предлинной шеей, с длинным-предлинным взглядом. Но что же он скажет Дереву, когда придет? Что он узнал за это время? Сказать, что его хотели убить, а ему теперь скучно жить,— нет уж, это стыдно. Кто знает почему, но стыдно быть таким безрадостным.
Юшш стал тощим и облезлым, и хвост его побледнел.
— Ешь! Ты должен побольше есть! — твердила ему Кара мба, и в глазах ее была не то жалость, не то отвращение.— Чтобы выррасти, надо побольше есть!
— Я вырасту, а шкура останется такая же. Что ей тогда, лопаться? — возражал Юппи не потому, что так думал, а просто чтобы не есть, а разговаривать.
— Ну, конечно! — сердилась Карамба.— Шкурра твоя глупее тебя — как же! Не слишком ли ты высокого мнения о себе и низкого о своей шкурре? Ешь, а то уже некому будет узнать, кто ты есть! Нужно есть, чтобы узнать, кто ты есть. Ха! Ха! Ха! Ха! Это называется каламбурр!
По-прежнему ли хотел знать Юппи, кто он? Хотел, наверное. Но что-то еще хотел он знать. Только не мог понять— что.
Однажды, понуро бредя по лесу, услышал Юппи знакомый свист.
— О-о, ссстарый зззнакомый, какая всстреча! — сказала Змея, рассеянно на него глядя.
В другое время при первых звуках этого голоса он поспешил бы прочь. Сейчас же он только подумал, что Дерево, значит, выгнало уже Змею. Но даже эта мысль не доставила ему радости.
— Я вижжу, ты болен и сссовссем готов для моего сссто- ла,— продолжала свою неторопливую и словно бы даже ленивую речь Змея.— Как жжаль, шшто я только шшто поззав- тракала! Но ессли ты придешшь ко мне аазавтра, я ужже ссснова буду голодна и я-адовита-а. И ужж тогда я-а помогу тебе, сссынок! Помни, никто тебе не поможжет так, как я-а,— я-а щщщедра-а и отдаю-у вессь я-ад!
