, и еще три тысячи с лишним вложил в него сам он. Встретили мы там наших Флорентинцев, идущих ко Святому Гробу, — Санти дель Рикко, Симоне Сиголи, Антонио ди Паоло Меи и одного священника из Казентино
[15]. Все эти Венецианские и чужестранные паломники хотели итти ко Святому Гробу в Иерусалим, не заходя к Святой Екатерине
[16], или в Египет — все, кроме нас троих, пустившихся в дорогу с одним слугою при каждом и вдобавок с одним казначеем; хотели все остальные держать путь на галеях
[17], чтобы каждый вечер подходить к берегу. Мы порешили итти в Александрию и там начать наше покаяние по Египту, и наняли для того новую кокку в двенадцать бочек
[18], заплатив по семнадцать дукатов с души. Когда увидали эти Флорентийские паломники, что мы хотим сотворить большое покаяние за морем и начать с Александрии, прибыло у них духу, присоединились они к нам и порешили делать все по-нашему.
Как устроились все эти дела по сказанному, я заболел; и время трогаться приближалось, а врачи запрещали мне выходить в море; отчего Джорджо и Андреа собрали некоторых Флорентийских купцов и многих Венецианцев, друзей Флорентинцам, и, посоветовавшись с врачами, решили, что на этот раз далее ходу нет и что мы возвращаемся во Флоренцию. И все вместе сошлись в доме Филиппо ди Якопо Филиппи, нашего Флорентинца, в дом которого я перебрался, потому что были там мать и жена, чтобы лучше был за мною уход, так как в доме Портинари не было женщин. Там и стал советовать мессер Ремиджи Соранци, говоря: «Вы, Флорентинцы, непривычны к морским бурям, как мы и другие поморцы, когда же и самые здоровые в мире пускаются в такое плавание, как отсюда до Александрии, бедствует сколь угодно крепкое тело всякого морехода. И потому все мы единогласно говорим и советуем, чтобы не выходил ты в море и не искушал бы бога». И остальные подтвердили его слова. На каковые речи отвечал я, что не искушаю бога, напротив, поручаю себя его милосердию; и что не то что хворого сделать здоровым, но и мертвого живым — ему незатруднительно; что намерен я раньше увидеть врата Гроба, нежели врата Флоренции, и буде бог попустит, чтобы море стало мне могилою, я буду доволен. При всех этих рассуждениях присутствовали лечившие меня врачи и хозяин новой кокки, на которой шли мы в Александрию; имя ему было мессер Лоренцо Морозини[19], a кокка называлась «Пола». Потому-то, узнав мое решение, предложил мне хозяин кокки свой покой подле кормила и от предложения своего не отступился.
