. Ибо святейший епископ больше опасался уничтожения живых камней
[78] в случае своего побега, чем сожжения камней и древесных частей земных зданий в его присутствии; больше боялся, как бы не погибли, лишённые духовной пищи, члены тела Христова, чем страшился того, что члены его собственного тела, подавленные вражеским натиском, подвергнутся пыткам; готовый к тому и к другому, чтобы «если не может миновать чаша сия, сбылась воля»
[79] того, кто не может желать ничего дурного, он не искал своего, но подражал тому, кто сказал: «Ищу не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись»
[80]. И, дабы, бежав, не принести этим примером вреда больше, чем, живя, принёс пользы на своём посту, он никоим образом не соглашался бежать, боясь не преходящей смерти, которая когда-нибудь да придёт, даже если остерегаться, но вечной смерти, которая может прийти, если не остерегаться, а может и не прийти, если остерегаться; ибо не мнил много о себе и не считал свою особу, как отличавшуюся благодатью, более достойной бегства в таких опасностях, не желая лишить церковь богослужения, особенно нужного и необходимого в эти опасные времена; и не бежал, оставив овец, как наёмник, видя приходящего волка, но с готовностью положил жизнь за вверенную ему паству, как добрый пастырь
[81]. И избрал лучшее, что он мог найти сделать: стал обращать к Господу настойчивые молитвы за себя и своих людей. И вот, когда бойцов, наконец, измотали непрерывные схватки, караулы и недоедание, а враги неистовствовали повсюду и храбро штурмовали город, вся община была поражена сильным страхом, и люди примчались к святейшему Никасию, распростёртому в молитвах, страшась грядущей победы язычников и прося у него, как дети у отца, помощи и утешения. Они спрашивали, что по его мнению полезнее сделать: предать себя в рабство язычникам или до самой смерти сражаться за спасение города.
А блаженный Никасий, заранее знавший благодаря божественному откровению с небес о падении города Реймса, утешал их и неустанно молил милость Господню, чтобы это мучение преходящей смерти пошло упорствующим в истинном исповедании веры не в осуждение, но во отпущение грехов; учил бороться за спасение души не зримым оружием, но честными нравами, не упованием на телесные силы, но упражнением в духовных добродетелях; доказывал, что этот небесный гнев вызван по праведному суду Божьему преступлениями грешников, и предсказывал, что есть надёжный план спасения: если они, раскаявшись, укрепят дух при бичах Божьих, приняв их не против воли или отчаявшись, как сыны беззакония, но в терпении и кротости, как сыны благочестия, дабы получить обещанную награду царствия небесного; уговаривал их весьма смиренно перенести нынешнее мучение в надежде на вечное спасение и принести себя в жертву преходящей смерти, чтобы заслужить право избежать кары вечного осуждения, полагающейся виновным, дабы настоящая смерть стала для них не карой, но надёжным средством спасения душ. Он увещевал их молиться даже за врагов, чтобы те, одумавшись, отступили, наконец, от своих беззаконий и чтобы те, которые казались тогда служителями нечестия, могли стать подчас почитателями благочестия и последователями истины; говоря, что он и сам готов, как подобает доброму пастырю, положить жизнь за овец
