Я полагаю, что в рассказе моем не следует обойти и то, что князь Вратислав и его братья, Конрад и Оттон, повели войну против австрийского маркграфа Леопольда, сына Луца[396]. Однако прежде должно стать ясным, откуда возникла такая вражда между Леопольдом и Конрадом, удельным князем Моравии, ибо раньше они всегда были между собою друзьями. Ничто не отделяет обе эти области одну от другой, ни лес, ни горы, ни какие-либо другие препятствия; едва разделяет их одна лишь речушка Дыя, текущая по равнинной местности. И вот [дурные] люди попеременно грабили то один, то другой народ, часто по ночам похищали скот, опустошали деревни, унося с собой добычу. Подобно тому, как ничтожная искра может вызвать большой пожар, и эти государи, о которых мы говорили, не желая погасить опасный трут, довели дело до того, что ничтожные обстоятельства стали источником большого несчастья их народов. Ибо, хотя Конрад неоднократно отправлял послов к маркграфу с просьбой положить конец такого рода [грабительствам], однако тот надменно и с презрением относился к этим просьбам. Тогда Конрад обратился к своему брату, чешскому князю Вратиславу, покорно прося его оказать помощь против надменных немцев. А [маркграф] хотя и верил в свои силы, однако нанял себе в помощь за плату один отряд отборных воинов регенсбургского епископа[397]. Князь [Вратислав] не скрывал от маркграфа, что он собирается идти на помощь [своему брату]. [Он] послал даже одного из своих приближенных к маркграфу и приказал, выражаясь иносказательно, приготовить большой пир, поскольку сам он вскоре придет играть в кости Mapca. Маркграф обрадовался этому и приказал всем, от пастуха свиней до пастуха волов, вооружиться чем могут, от ножа до палки, и быть готовыми к полно. Князь Вратислав пришел с чехами; имеете с ним пришли и немцы епископа Регенсбургского. С другой стороны [к Вратиславу]'присоединились Оттон и Конрад со своими воинами, собранными со всей Моравии. Когда маркграф увидел, как они все идут навстречу ему далеко по ровному полю, он, выстроив своих [воинов] в виде деревянного клина, постарался вселить в их души бодрость такими успокоительными словами: «О воины, силу которых я в достаточной мере испытал во многих счастливых битвах! Не бойтесь этих скачущих теней. Мне очень жаль, что им открыто поле для бегства. Я знаю, что они не осмелятся вступить с вами в бой. Разве вы не видите, какая лень обуяла этих мужей и какой страх согнал их в одну кучу? У них не видно даже никакого оружия. Я считаю, что это овцы, пища для волков. Так что же вы стоите, хищные волки, бесстрашные детеныши львов? Вперед — на это стадо овец, растерзайте их тела, что стоят, лишенные крови. Ведь им суждено раньше пасть, для коршунов наших да соколов кормом лишь стать, чем на бранное поле попасть. О, преисподняя, сколько жертв мы принесем тебе сегодня! Отпирай свои подвалы, чтобы принять души чехов. Я знаю: богу и святым ненавистны эти люди, лишенные милосердия, что вступили в нашу страну, чтобы похитить не только наше имущество, но и наших жен и детей. Да отвратит бог это. А если кому-нибудь из вас придется умереть, то ведь смерть за дорогое отечество — самая блаженная из всех смертей».
