В лето от рождества Христова 1125. Собеслав, узнав, что брат его сильно болен, и поспешно обсудив положение дел со своими друзьями, с божьей помощью вернулся со своей дружиной из Саксонии. 4 февраля, ночью, он подошел к городу Праге, к тому лесу, который расположен у монастыря Бржевнов[587]. Почему он решил так сделать, остается неизвестным. Человек столь больших природных дарований не вошел бы в эту страну необдуманно, если бы не нашлись некоторые люди в его дружине, подавшие ему такой совет. В ту же ночь Собеслав повернул обратно; выбирая то ту, то другую дорогу, идя то лесом, то деревнями, он обошел тайно всю страну; он никому не причинил насилия, добиваясь лишь расположения своего брата. Все чехи первого и второго разряда любили Собеслава и держали его сторону. лишь княгиня и с ней немногие поддерживали Оттона. Поскольку Оттон был соединен брачными узами с сестрой княгини, то последняя всеми силами стремилась к тому, чтобы Оттон занял чешский престол после ее мужа. Болезнь князя все усиливалась и сильно истощила его тело. Вельможи страны пришли в замешательство, и подобно рыбам в мутной воде, полные страха, колебались, не зная, что им делать; мать князя, королева Сватава, следуя предостережениям и наставлениям друзей Собеслава, пришла посетить своего сына и сказала ему так: «Хотя я твоя мать и королева, однако я смиренно и со страхом припадаю к твоим стопам. Ради твоего брата я преклоняю перед тобою дрожащие колени, на которых когда-то держала тебя ребенком. Ведь я не прошу того, что по праву может быть отвергнуто, а только то, что угодно богу и принято у людей. Господь говорит: «Почитай своего отца и свою мать»[588]. Поэтому ему угодно, чтобы ты спокойно выслушал мои старческие просьбы. Прошу, не печаль это морщинистое, залитое слезами, лицо. Да будет позволено мне, престарелой матери, просить у своего сына то, чего просит и чего требует, повергнувшись наземь, весь народ чешский. Пусть мне, престарелой, дано будет видеть вас примиренными. Ведь обоих вас одинаково родила я из своего лона и обоих с милостью божьей хорошо воспитала. Пусть мне, старухе, которой скоро пора умирать, не будет суждено умереть раньше, чем бог пошлет мне утешение в этом ни с чем не сравнимом горе. Бесспорно, я справедливо заслужила [это], так как злая фурия правит этой страной и толкает вас, братьев, живших ранее в согласии, на войну. Кто не знает, что рубашка ближе к телу, чем верхняя одежда? Природа ведь заботится, чтобы тот, кого она сделала более близким по рождению, был к своим более благосклонным и опекал их. Поверь мне, своей матери, что тот, которого ты признаешь своим братом, под защиту которого ты отдаешь и попечению которого ты вверяешь своих детей и дорогую жену, первый приведет их к петле, и к яме, и к несчастью. Тот же, которого ты сейчас отдаляешь от себя и считаешь как бы чужим, несмотря на то, что он твой брат, ведь именно он будет более благосклонным к твоим [родным], чем сын твоего-дяди, которому ты хочешь оставить престол в отцовском княжестве». Сказав это, она заплакала и плачем своим встревожила сына. Когда мать увидела, что он плачет вместе с ней, она добавила: «Сын мой, я оплакиваю не твою смерть, неизбежную для каждого человека, но жизнь твоего брата, которая хуже смерти. Твой брат, этот изгнанник и скиталец,. предпочел бы теперь счастливо умереть, чем жить в несчастье».
