— Саймон, сынок. Наконец-то ты решил почтить нас своим присутствием.
Сжал ей запястье и процедил сквозь зубы:
— Не касайся меня своими грязными руками.
Женщина скривилась от боли, но я сильнее сжал ей конечность.
— Сэми, пожалуйста. — Софа потянула к себе.
Красивые голубые глазки с мольбой смотрели на меня. Не выдержал. Отпустил.
— Хорошо. Считай, что тебе повезло. — Мамаша хмыкнула и прошла вперед.
— Ты опоздал. В столовой накрыто. На всех.
Мы без разговоров прошли в столовую и сели за стол, во главе которого сидел отец. Он отложил в сторону салфетку и просканировал меня взглядом.
— Начинаешь забывать, что такое пунктуальность, сынок. — Без эмоций произнес мужчина.
— А ты продолжаешь играть в идеальную семью, отец.
Папаша сжал челюсть.
— Мы не играем, мы и есть идеальная семья. Без тебя разумеется. А вот ты, кажется, заигрался. Не пора ли остановиться?
Я ухмыльнулся и растянул улыбку по лицу.
— Ради чего? Чтобы стать таким, как ты?
Отец сверкнул глазами и сжал кулаки.
— Я думал, что вырастил достойную замену, а ты меня разочаровал. Ты позоришь нашу семью! Одним своим видом позоришь!
Его начало трясти, но мне было все равно.
— Паша, успокойся! Твое сердце… — Мамаша подбежала к нему и обняла за плечи.
Провел рукой по лицу и вздохнул.
— Можно хоть раз не устраивать цирк, а?! — Кинул вопросительный взгляд на родителей.
— Как я могу быть спокоен, смотря на эту разукрашенную копию моего сына?! — Отец резко поднялся. — Посмотри на него, Лена! Ты узнаешь своего ребенка?! Я — нет! Это же образец аморальности!
Его лицо приобрело красный оттенок.
— Образец аморальности — это вы двое. — Я поднялся и отодвинул стул. — Приятно было пообщаться.
Хотел уйти, но заметил у Софьи на глазах слезы. Вот же дерьмо!
— Сэми, останься… — Ее голосок дрожал вместе с нижней губой.
— Сядь на место! — Папаша еле сдерживал ярость.
— Я не цепной пес, чтобы слушать твои команды. Я приехал только ради сестры. — Посмотрел на нее, и сердце сжалось от боли. — Если хочешь что-то сказать, Павел Андреевич, то говори. Мне есть чем заняться. Выслушивать оскорбления я больше не собираюсь.
Пытался успокоиться, сжимая кулаки. Отец делал то же самое.
— Через два дня выставка Полины Костомской. Ты должен там присутствовать…
— Нет. Это все?
Папаша открыл рот, чтобы бросить очередное оскорбление, но Соня опередила его.
— Сэми, пожалуйста. Там будут и мои работы.
Я опешил.
— Не понял. Твои?
Отец опустился на стул, а мама поместила руки ему на плечи.
