Джейк
Мир не без добрых людей, но иногда добрые люди приносят злые новости. Именно с одной доброй женщины, сообщившей злую новость, захлопнулась возможность найти заказчика, организовавшего охоту на семью.
Она позвонила отцу на следующее утро, после дня рождения Лёши. Врач из областной больницы в которой лежала последняя надежда.
— Здравствуйте. Вам знакома Ивлева Елена? — сухой, отстранённый голос, как автомат сообщал отцу, адрес и просьбу подъехать.
Взяв Диму, Ларри и четверых охранников, на двух машинах поехали туда, где умирала Лена Ивлева от жестокого изнасилования и ножевых ранений.
— Её выбросили из машины ночью на порог больницы в бессознательном состоянии, — вещала женщина в белом халате. — На ней живого места не оказалось. Вся порвана внутри, три ножевых ранения брюшной полости, зубы выбиты, пальцы на руках сломаны. По слабо затянувшимся ранам видно, что насиловали её не один день. Она пришла в себя на несколько минут и просила связаться с Вами. Даже смогла продиктовать номер, пока не потеряла сознание. Больше в себя не приходила. Можете пройти, проститься. Ей осталось немного.
Зайдя в палату, заставил себя глотать рвотный комок. На кровати лежала не Лена, вернее не та Лена, которую я видел. Изуродованное лицо, отсутствие зубов, разбитые и порванные губы, с запёкшейся кровью. Поверх простыни лежали руки с выдранными ногтевыми пластинами и опухшими от переломов пальцами. Тяжёлое, свистящее дыхание с кровавой изморосью, подтверждало слова доктора, что это последние часы, или минуты когда-то яркой, красивой и богатой женщины. Что она пережила, страшно представить и не пожелать никому, даже в свете того, что она сделала. Хотелось бы надеяться, что мучилась она недолго, хотя весь её вид кричал: Долго! Очень долго! Мучительно долго! Мучительно больно!
Пока мы с отцом находились в палате, ребята службы безопасности опросили весь персонал, просмотрели уличные камеры и ни с чем вернулись к нам.
— Джип чёрного цвета, без номеров. Выбрасывающий был в маске. Лену выбросили без одежды. Ничего при ней не было, — сухой отчёт, оставляющий больше вопросов чем ответов.
Это было как будто подстроено, чтобы мы знали, что копать больше некуда. Последний гвоздь, парализующий, приносящий неуверенность и безысходность. Что это было? Жирная точка в конфликте, говорящая живите спокойно, я отступил? Или наглая насмешка в лицо, заставляющая зарыться в раковину сильнее, глубже?
