— Не переживай, — сказала я, доставая пульт от телевизора. — Дэни дома?
— Она только что вернулась с прослушивания и поедания замороженного йогурта с Тэрин. Видимо, все прошло хорошо! – ответила она, забрав пульт из моей руки. — Хелен вернется позже.
Я уставилась на пульт в ее руке.
— Мне нельзя сейчас смотреть телевизор?
Она сделала глубокий вдох.
— Я хочу поговорить с тобой.
Мамины “разговоры” никогда не приносили ничего хорошего. Они всегда были о неловких вещах: был случай, когда мы "говорили” о смерти моей бабушки; тот раз, когда мама и папа сказали мне, что они превращают нашу игровую комнату в офис для папы; и хуже всего, разговор S-E-X, который был фестивалем неловкости. Тактика моей мамы в решении неловких ситуаций заключалась в том, чтобы двигаться сквозь них как можно медленнее. В этом конкретном выступлении она подробно рассказала о различных формах контрацептивов и всех известных человечеству болезнях, передаваемых половым путем, и все это заставило меня не думать о сексе в течение очень долгого времени. Или просто стать монахиней.
Но здесь было что-то другое. Мама казалась рассеянной. Почти испуганной. Что-то определенно было не так.
— Ты в порядке?
– Ну конечно! — сказала она слишком уверенно.
Явно врет.
— Я сделала что-то не так? — спросила я, прокручивая возможные причины ее необычного поведения.
— Вовсе нет, — быстро ответила она. — Ты… Я люблю тебя.
Внезапное проявление маминой любви сбивало меня с толку.
— Мам, серьезно, что случилось? Ты меня пугаешь.
Мама пригладила свои и без того прямые волосы.
— Почему бы тебе не пойти на кухню?
Затем она крикнула:
— Даниэль, не могла бы ты спуститься, пожалуйста?
Мама подошла к двери и распахнула ее для меня. Желая как можно быстрее разобраться в том, что происходит, я шагнула вперед.
В кухне было жутко тихо, как будто это была одна из тех звуконепроницаемых комнат, где мягкие стены поглощают любой шум, будто в ней совсем не было воздуха.
За нашим кухонным столом сидела девочка-подросток.
На вид она была моей ровесницей. У нее были блестящие черные волосы, которые свисали на плечи, длинные и влажные. Ее тонкие плечи опустились вперед, что создавало впечатление, будто она пытается защитить себя. От чего именно, я не знала. На ней была слишком большая розовая толстовка с блестящей кошкой. Которая казалась неуместной. Большая толстовка делала еще тоньше, чем она уже была: рукава обрамляли тонкие запястья. Ее брюки были похожи на синюю униформу, которую носили люди в маминой больнице. Все это выглядело так, будто ее одели в больничном Бюро находок.
