Все было запутано.
Я повернулась, чтобы вернуться наверх, но заметила Джиджи, сидящую наверху лестницы.
На ее лице появилась теплая, открытая, дружелюбная улыбка.
Теперь мне нужно было дружелюбие. Мне нужна была моя лучшая подруга.
Когда я увидела ее, по моей щеке потекла слеза.
- Нужно поговорить? - спросила она.
Я попыталась улыбнуться, но не смогла. - Да.
Разговоры были только началом того, что мне было нужно.
Я посмотрела на свою лучшую подругу. Женщину, которую я так давно знала, и всем сердцем надеялась, что она не откажется от меня, когда я скажу ей правду.
Я надеялась, что она по-прежнему будет моей подругой. Джиджи была единственным нормальным человеком в моей жизни. Даже с ее сумасшедшими ведьминскими закидонами. Она была моим обычным человеком и единственным человеком, который смог принять меня такой, какая я есть.
Хотя она не знала моего прошлого.
Амелия
Джиджи вытянула руки на столе.
Она посмотрела вниз на водоворот узоров, образовавшихся глубоко в дубе. Она смотрела на то, что мне казалось вечностью, потом снова посмотрела на меня.
Я ей рассказала.
Я рассказала ей всё, что могла, не упомянув инцидент, из-за которого я уехала из дома.
О причастности моего отца к убийству агента Петерсона никто от меня не услышит.
Из-за этого я действительно выглядела грязной, как обвинял Синклер, но у меня были свои причины.
Мой отец никогда не говорил мне сам, что убил человека. Он никогда не признавался и не признавал этого. Вот как я это обосновала в своем уме.
Эгоистично, я знала, что это эгоистично, и, вероятно, это было то, что разрушало меня все эти годы. Знать правду о чем-то и скрывать это, чтобы быть свободной.
Возможно, всё прояснится в ближайшие несколько недель.
Кто знал, что может случиться?
Прямо сейчас я была обеспокоена тем, что моя подруга, моя лучшая подруга во всем мире, рассердится на меня, потому что я все эти годы хранила от нее свои секреты.
Я рассказала ей, кто мой отец, мою настоящую фамилию, что моя мать была убита и как она умерла. Я рассказала ей о своей прежней жизни танцовщицы и о Люке. Она действительно цеплялась за мои слова, когда я заговорила о Люке. Наверное, потому, что эта часть была свежей и наполненной новыми эмоциями. Может быть, я объяснила больше, чем хотела, и она могла видеть, насколько я противоречива.
- Я предпочитаю имя Росси. Тебе оно идет, - сказала она столу.
Я выпрямилась, ожидая услышать, что еще она скажет.
