. В этом отобразилось распространенное в средневековой литературе представление, что можно стать царем в результате завоевания «царства»
[431].
В закреплении за московскими великими князьями титула «царь» обычно видят синтез двух традиций: в семиотическом плане российский царь наследует византийскому императору, в территориально-политическом — хану Золотой Орды[432]. Однако ведущую роль в обосновании легитимности царского титула у московского великого князя сыграло все-таки, по-видимому, утвердившееся к началу XVI в. представление о том, что царским достоинством обладали еще правители Киевской Руси. При этом прослеживающаяся с начала XV в. тенденция к признанию «царем» крестителя Руси Владимира Святославича[433] сменилась иной концепцией. В сложившемся в начале XVI в. «Сказании о князьях владимирских», во-первых, проводится мысль о происхождении Рюриковичей от «сродника» римского императора («царя») Августа[434], во-вторых, утверждается, что Владимир Мономах получил от византийского императора царские регалии и «наречеся… царь Великиа Русия»; этими регалиями венчаются его потомки — великие князья владимирские и московские (вплоть до нынешнего правителя Василия III)[435]. Легенда о получении Владимиром Мономахом царских инсигний вошла затем в чин венчания русских царей[436]. Складываются и закрепляются, следовательно, представления о царском происхождении московских князей и о наследовании царского достоинства и титула из Византии в глубокой древности. А это означает, что «русское царство» древнее «татарского царства»: русские князья оказываются потомками древнеримских императоров, еще в домонгольскую эпоху они обладали царским титулом и теперь как бы возвращают его себе после долгого владычества «нечестивого» царя. В апелляции к царскому происхождению и древности царского достоинства у русских князей можно усмотреть стремление доказать, что «российское царство» стоит выше татарских «царств» (включая уже несуществующую Золотую Орду). Эти представления как бы заменяли не получившую поддержки идею Вассиана, согласно которой более высокий статус московского великого князя был обусловлен самозванчеством Чингизидов: если Вассиан поднимал статус московского правителя путем принижения статуса ордынских ханов, то идеологи конца XV — начала XVI в. достигали того же, не затрагивая «царского» достоинства Чингизидов.
Таким образом, эволюция представлений о «царе» и «царстве» в средневековой Руси демонстрирует взаимовлияние политических реалий и ментальных установок: изменения политической ситуации влекли за собой перемены в смысловом содержании и сфере применения царского титула, а формировавшиеся но отношению к последнему установки влияли на поведение людей в складывавшихся новых политических обстоятельствах.
