Природа наиболее активных элементов этого восстания может быть определена нижеследующими записями очевидца:
“Все человеческие права зелоты попирали ногами, божественное они осмеивали, а над словами пророков издевались, как над пустой болтовней… Разбойничья жадность их сделалась ненасытной: дома богатых обыскивались; убийства мужчин и оскорбления женщин служили им утехой.”[9]
Историк так описывает ужасные мучения жителей Иерусалима, в то время как Римляне были еще далеко от города, и это — волнующий отчет.
“В то время, когда город со всех сторон громили его внутренние враги и ютившийся в нем всякий сброд, все население его, как одно огромное тело, терзалось от сознания своей беспомощности. Старики и женщины, приведенные в отчаяние бедствиями города, молились за римлян и нетерпеливо ожидали войны извне, чтобы избавиться от потрясений внутри. Граждане, объятые паническим страхом и совершенно растерявшись, не имели ни времени, ни возможности подумать о возврате; не было также надежды ни на мир, ни на особенно желанное бегство. Ибо все было занято стражами, и как ни враждовали между собой главари разбойников во всем остальном, но мирно расположенных людей или заподозренных в желании бежать к римлянам они убивали как общих врагов.”[10]
Мятежники неоднократно нападали на друг друга, вторгаясь в кварталы, контролируемые враждебными повстанческими группировками; во многих случаях схватки происходили и внутри Иерусалимского храма, занятого зелотами и идумейцами Иоанна из Гисхалы. В результате:
“Тела туземцев и чужих, священников и левитов лежали, смешавшись между собой, и кровь от этих различных трупов образовала в пределах святилища настоящее озеро. Испытал ли ты, несчастнейший из городов, нечто подобное от римлян, которые вступали в тебя, для того чтобы тебя очистить от гнусных поступков твоих собственных детей? Ибо божьим городом ты уже перестал быть и не мог больше быть…”[11]
Наконец сильная Римская армия подошла к Иерусалиму и окружила его кольцом укреплений. После нескольких недель жестокой борьбы, командующий Римской армией Тит сделал благородный жест, предложив мир и пообещав снять осаду с города и возвратить Храм народу. В своем обращении он сурово осуждал мятежников: “И что же, теперь вы, нечестивцы, в тех же местах топчете ногами тела убитых, пятнаете храм кровью иноплеменников и своих! Я призываю в свидетели богов моего отечества и того, который некогда — но не теперь — милостиво взирал на это место; ссылаюсь также на мое войско, на иудеев в моем лагере и на вас самих, что я вас не принуждал осквернять эти места.”
