(Рим. 8:35–39).
С таким расположением апостол непрестанно молился. И во всех делах, как уже было сказано, и во всех выпадавших на его долю обстоятельствах он зависел от надежды на Бога. По этой же причине все святые всегда радовались скорбям и стремились к тому, чтобы надежда вошла у них в привычку.
Неудержимое состояние молитвы в том, чтобы ум стал вне плоти и мира, и молитва сделала его совершенно нематериальным и безвидным. Кто искренне хранит такое состояние, тот поистине молится непрестанно.
Брат спросил старца:
– Почему, когда я иду работать, то начинаю испытывать равнодушие к душевной молитве?
– Потому что ты не хочешь исполнить сказанное в Писании: Благословлю Господа во всякое время, хвала Ему непрестанно в устах моих (Пс. 33:2). Находишься ли ты в келье, идешь ли на работу, не переставай благословлять Бога не только устами, но и сердцем, и тобой никогда не овладеет легкомыслие.
Об одном старце рассказывали, что он большой труженик. Однажды, когда он совершал молитвенное правило, к нему зашел старец и, подойдя к двери, услышал, как он в келье сражался с помыслами и говорил: «Когда же, в конце концов, они все разом возьмут и сгинут». Старец подумал, что он там с кем-то ругается, и постучался, собираясь помирить этих людей, а, войдя, увидел, что, кроме старца, в келье никого нет.
– С кем это ты повздорил, авва? – спросил гость, который был с ним на короткой ноге и потому мог его так спросить.
– Только с моим помыслом, – был ответ. – Я четырнадцать книг выучил наизусть, но как только услышал что-то снаружи, когда стоял, служа Богу, все это прахом прошло, и только помысел об услышанном у меня остался, поэтому я и стал сражаться с помыслом.
Поэтому и мы, если собираемся молиться, то будем избегать всяких суетных слов и запретим уму мечтать.
Авва Макарий Великий говорил: «Душа во время псалмопения должна со умилением собирать повсюду разлетевшиеся помыслы, как своих детей, пусть даже грех их потом опять рассеет, и уповать на Господа с твердой верой. Тогда Господь
посетит душу и научит ее молиться истинно и не рассеянно, взыскуя только Господа.
Пока человек не оставит всякие мирские дела, он не способен на служение Богу, которое заключается в том, чтобы во время молитвы в нашем уме не было ничего чуждого, что нас могло бы занять: ни наслаждения, ни злобы, ни ненависти, ни лукавой зависти, ни мечтаний, ни забот века сего.
Все это – темные стены, обступившие несчастную душу и не дающие ей прорваться ввысь и встретиться с Богом, втайне благословляя Его и молясь Ему чистой и просвещенной душой, с сердечной сладостью и согретой любовью.
