Мы подвигаем свои помыслы тотчас к тому предмету, который возлюбили, и начинаем страстно общаться в уме с допущенным нами предметом. А если мы ненавидим лукавое, то не можем с этим соединяться и поэтому ненавидим даже само вторжение. А если в нас остается помысел, который мы уже ненавидим, то он остается вопреки выраженному нами намерению, просто потому что слишком засел в нас, будучи воспринят уже издавна.
Такой помысел стоит упорно на месте, односложно, и только неприязненное отношение к нему сердца мешает ему перейти во многое размышление и страсть. Ибо плоская проекция не имеет собственной природы, и ее ненавидят те, кто на нее смотрят, поэтому она может насильно увлечь ум в страсть, если только в сердце есть сладострастие.
Если мы совершенно расстались со сладострастием, то односложное появление восприятий никак не может повредить нам, даже если совесть нас за это обличает ради того, чтобы мы наверняка обрели вечные блага.
Когда ум распознает суетное восстание прежде воспринятого и исповедает пред Богом давний грех, то и это искушение тотчас будет уничтожено, и ум снова обретет власть внимать сердцу и всячески тщательно хранить его молитвой, пытаясь вступить в его драгоценные глубины, до которых не доносятся звуки мятежей.
Там уже нет ветров лукавых помыслов, которые насильно толкают душу и тело в стремнины сладострастия. Нет там широкого и просторного пути, вымощеного изречениями и образами мирской мудрости, который отравляет всех, по нему следующих, даже если они и были весьма благоразумны.
Самые глубинные сокровищницы души чисты. Они уже стали жилищем Христовым, ибо еще раньше, во время нашего крещения, Он вошел туда ради нашего спасения. Они могут воспринять ум нагим от всех свойств, не отвлекающимся на вещи мира сего. Такой ум не разумен и не неразумен. В нем только три начала, о которых сказал апостол: вера, надежда, любовь.
Кто хочет возлюбить истину и стать сострадательным сердцем, не должен поддаваться воспринятому, но внимать своему сердцу, преуспевать во внутреннем делании и приближаться к Богу, чтобы уже не страшиться тягот, сопряженных со вниманием и чаянием Бога. Внимающий своему сердцу человек не может не болеть душой, когда рассматривает каждый день мысленные фантазии и плотские наслаждения не только вовне, но и в самой душе, потому что часто не только в мысли, но и на деле пребывал среди всего этого.
Вопрос: Почему я, крестившийся, к Богу взывающий и благодать Его призывающий, всей своей волей желающий освободиться и отойти от лукавых помыслов, не могу этого сделать? Ведь Господь в Евангелиях обещал сотворить отмщение на вопиющих к Нему днем и ночью (Лк. 18:7).
