— Вот как! Что же тогда тебя беспокоит?
Он промолчал. Мне была знакома эта его манера, и поэтому я заявила:
— Молчанием ты от меня не отделаешься — раз уж начал, говори до конца.
— Разве все можно сказать словами? Сколько в жизни такого, что и выразить невозможно?
— Не хитри, говори, в чем дело.
— Я хочу, чтобы там, во внешнем мире, мы нашли фуг друга. Мы еще в долгу друг перед другом.
— Разве нашей любви дома что-нибудь мешает?
— Здесь ты поневоле думаешь только обо мне. Ты не знаешь ни своих желаний, ни цены тому, что имеешь.
— О, я хорошо знаю, очень хорошо!
— Teбe только кажется, что ты знаешь, на самом же деле это не так.
— Я не могу слышать, когда ты так говоришь.
— 3начит, не надо говорить об этом.
— Но твое молчание я тоже не переношу.
— Потому я и не договариваю. Я хотел бы, чтобы ты лопала в самую гущу жизни, тогда ты сама все поймешь. Заниматься только хозяйством и своими домашними делами, всю жизнь прожить в четырех стенах — нет, ты создана не для этого. Если там, в широком, реальном мире, мы увидим, что по-прежнему необходимы друг другу, значит, любовь наша выдержала испытание.
— Я не возражала бы против этого, если бы здесь между нами существовали какие-то препятствия. Но я не вижу их.
— Прекрасно, предположим, что я один вижу эти препятствия. Неужели ты не хочешь помочь мне устранить их?
Споры вроде этого возникали у нас нередко.
— Чревоугодник, любящий рыбный соус, — говорил муж, — без всякого сожаления потрошит рыбу, жарит ее или варит, приправляет по своему вкусу различными специями. Но тот, кто действительно любит рыбу, видит в ней прежде всего живое существо и отнюдь не спешит поджарить ее на сковородке и положить на блюдо. Он с удовольствием сидит на берегу и любуется тем, как рыба играет в воде. И даже если он сознает, вернувшись домой, что никогда не увидит ее больше, его утешает мысль, что рыбе хорошо. Счастлив тот, кто получает все; если же это невозможно, то я, например, предпочел бы не иметь ничего.
Такие рассуждения мне вовсе не нравились. Однако не Они были причиной того, что я отказывалась покончить с затворничеством. В те дни бабушка мужа была еще жива. Не считаясь с ее вкусами, муж обставил дом, как того требовала мода XX века, и бабушка покорно снесла это. Не противилась бы она и в том случае, если бы невестка ее решилась выйти из заточения. Она понимала, что рано или поздно это случится. Но, не придавая сама большого значения этому, я отнюдь не хотела доставлять ей лишнее огорчение. В книгах я читала, что мы похожи на птиц в клетке. Не знаю, что творилось в других клетках, но для меня моя клетка содержала в себе столько, сколько но мог вместить и весь мир. Тогда, во всяком случае, я думала именно так.
