Признаться, я часто желала, чтобы мой муж имел достаточно мужества быть менее добрым.
У второй невестки, меджо-рани, был совсем другой характер. Она была молода и отнюдь не прикидывалась святошей, напротив, любила рискованные разговоры и скользкие шутки. Не отличались примерным поведением и молодые служанки, которыми она окружала себя. Однако никто ее не останавливал, — такие уж порядки царили у нас в доме. Я догадывалась, что ее раздражает редкое счастье, доставшееся мне в лице идеального мужа. Поэтому она старательно расставляла на его пути всяческие ловушки. Мне стыдно признаться, но при всей уверенности в нем я позволяла сомнениям закрадываться порой мне в душу.
В неестественной атмосфере нашего дома самые невинные поступки приобретали иногда дурной оттенок. Время от времени меджо-рани ласково приглашала моего мужа к себе, предлагая отведать приготовленных ею лакомств.
Мне очень хотелось, чтобы он под каким-нибудь предлогом отклонял эти приглашения, — нельзя же поощрять дурные намерения! Но каждый раз он с улыбкой на лице отправлялся к ней, а я, да простит меня бог, начинала терзаться сомнениями (что делать, сердцу не прикажешь!) относительно целомудренности мужчин. И как бы я ни была в это время занята, я обязательно находила предлог заглянуть вслед за ним в комнату моей невестки.
— Чхото-рани не спускает с тебя глаз, уж очень строгая у тебя охрана, — говорила она, смеясь. — Когда-то и у нас были мужья, но мы так не опекали их.
Муж сокрушался о незавидной участи невесток, а на их недостатки закрывал глаза.
— Я согласна, что вина за их бедственное положение лежит на обществе, — говорила я, — но к чему такая снисходительность? Что из того, что человеку приходится в жизни трудно, — это не дает ему права быть невыносимым!
Муж обычно не спорил, а только улыбался. Вероятно, для него не оставались тайной мои сомнения. Он прекрасно понимал, что мой истинный гнев направлен вовсе не против общества или кого-то еще, а только... но этого я не скажу.
Как-то раз муж попытался утешить меня:
— Если бы невестки действительно считали дурным все то, о чем они дурно говорят, это не вызывало бы в них такого гнева.
— Зачем же они тогда злятся зря?
— Зря ли? Ведь доля смысла есть и в зависти. Разве не правда, что счастье должно быть доступно всем?
— Ну, насчет этого им следует спорить со всевышним, а не со мной.
— До всевышнего рукой не достанешь.
— Пусть они берут все, что хотят. Ты же не собираешься отказывать им в чем-то. Пусть носят сари, кофточки, украшения, туфли, чулки. Хотят заниматься с гувернанткой, пожалуйста, она в доме. Наконец, если им хочется выйти замуж — ты можешь переплыть семь морей, ты ведь у нас на все руки мастер, — ты все можешь...
