Муж очень удивился. Когда у него собирались близкие друзья, он не раз просил меня выйти к ним, но я упорно отказывалась. Он посмотрел на меня как-то особенно внимательно, недоумевающе, но что выражал его взгляд, я не поняла. Мне стало вдруг стыдно.
— Нет, нет, не нужно! — воскликнула я.
— Почему не нужно, — возразил муж. — Я попрошу Шондипа остаться, если, конечно, это возможно.
И это оказалось возможным.
Я признаюсь во всем. В тот день я укоряла всевышнего за то, что он не сотворил меня красавицей. И не потому, что я стремилась овладеть чьим-либо сердцем, а потому, что красота — это предмет гордости.
Мне казалось, что сейчас, в эти великие для нашей родины дни, сыны ее должны найти среди женщин настоящую Джагаддхатри[12]. Но, увы, мужчины не поймут, что перед ними богиня, если ей недостает внешней красоты. Да и увидит ли во мне Шондип-бабу проснувшуюся Шакти нашей родины? Скорее всего он примет меня за обыкновенную женщину, хозяйку дома его друга.
Поутру я намазала свои длинные волосы маслом, расчесала их и искусно перевязала алой шелковой лентой. Гостя ждали в полдень, и у меня не было времени просушить волосы после купания и причесать их как обычно. Я надела белое мадрасское сари с золотой каймой и кофточку с короткими рукавами, тоже вышитую золотом. Такой наряд казался мне очень выдержанным, ничто не могло быть скромнее и проще его. Но меджо-рани, оглядев меня с ног до головы, поджала губы и многозначительно усмехнулась.
— Почему ты смеешься, диди? — спросила я.
— Да вот любуюсь твоим нарядом, — ответила она.
— Чем же он так тебя поразил? — осведомилась я, с трудом сдерживая негодование.
— Он просто замечателен, — с ехидной улыбкой сказала она. — Мне кажется только, что, если бы ты надела к нему одну из своих английских блузок с большим вырезом, твой костюм от этого еще больше выиграл бы.
Она вышла из комнаты, и от сдерживаемого смеха, казалось, вздрагивали не только ее губы и глаза, но и все ее тело. Я страшно рассердилась и решила сбросить все и надеть обыкновенное сари. Но я не выполнила своего намерения, трудно сказать, почему именно. Ведь женщина — украшение общества, — убеждала я себя, — и мужу, наверно, будет неприятно, если я появлюсь перед Шондипом-бабу в будничном наряде. Я решила выйти уже после того, как муж и Шондип-бабу сядут обедать. Пока я буду давать указания слугам и проверять, как они подают, исчезнет неловкость первой встречи. Но обед запоздал (был уже час дня), и муж послал за мной, чтобы представить мне гостя.
