Мой номер — первый | страница 9



«Стань-ка лучше в ворота!»

Когда я в первый раз появился на площадке у Ветряка, то не умел толком и бить-то по мячу. Впрочем, это меня не останавливало, и я приходил сюда снова и снова. Компания мальчишек еще не подобралась. Каждый из нас откуда-то приехал, никто себя не чувствовал хозяином и не мог рассчитывать на привилегии. С ребятами из Ветряка я познакомился еще по играм в казаки-разбойники и другим играм в войну, местом действия которых была наша Ветряная улица. Коротенькая (всего 12 домов), зато один барак еще оставался незаселенным. В нем сохранились шкафы, кровати без перин и старая утварь, в сарае — разные инструменты, а на чердаке — сено.

Начали играть. Но я больше носился, чем бил по мячу. Мяч попадал ко мне редко, а когда оказывался рядом, то я неизбежно промахивался.

Дворовому футболу присуще понятие честности, в силу которой команды составляются так, чтобы быть примерно равными. Чтобы не шла игра в одни ворота и чтобы голы не сыпались в одну сторону. И вот, когда мы однажды делились на команды, кто-то из наших (скорее всего, Франта Фиала) бросил в мой адрес:

— Стань-ка лучше в ворота, а то всю игру испортишь!

Многократно потом приходила на память эта реплика — всякий раз, когда тот или иной тренер убеждал меня разными словами в одном и том же: вратарь не имеет права на ошибку. Оплошность полевого игрока, говорили они, исправить удается всегда. Вратарь же ошибается последним, ибо его промах, как правило, равноценен голу. Итак, не отец поставил меня в ворота в надежде на то, что я вырасту знаменитостью. Мое место было там потому, что так решили ребята, считавшие, что в поле мне делать нечего. В ту пору ни я, ни мои друзья не могли, конечно, знать, что я уже не покину ворота более двух десятков лет и что именно в воротах испытаю главные радости и неудачи.

Мне нравилось охранять ворота. Да, я знал, что попал туда не от хорошей жизни, но это мало трогало. Старался показать, что чего-то как вратарь стою. Я был проворен, обладал реакцией — наверное, врожденной. Показательно, что впоследствии, когда врачи, прибегая к сложным психологическим тестам, измеряли реакцию у игроков сборной страны, самые лучшие результаты были зафиксированы у меня. Но главное, я не знал страха. Не обращал внимания на синяки. Мне было безразлично, получу я ссадину или удар. Я не знал боли. Чувствовать-то ее чувствовал, конечно же, но только потом, после игры. Рассуждал так: поскольку вратарь за мячом не бегает, он должен делать что-то большее для команды, чтобы не быть у товарищей в долгу: падать, обдираться, бросаться в ноги, рискуя получить травму