Уже в понедельник в простеевскую больницу был нанесен специальный визит. Двери распахнулись. Маму обо всем поставили в известность. Что касается моего состояния, то врачи ее успокоили. Но это только подлило масла в огонь. Нападкам подвергся футбол:
— Не я ли тебе говорила, что эта игра жестока? Чтобы я о футболе больше не слышала!..
Я не мог пускаться в объяснения (мешала повязка) и потому молча кивнул.
Так или иначе, мой коллега Секанина отстоял за «Железарны» еще три матча. А начиная с пятого тура я выступал за Простеев уже до конца розыгрыша. Дома мы потеряли единственное очко, сделав ничью с Битковицами, но на выезде, по обыкновению, очки приходилось «возвращать». Наше поле покрывал шлак, и соперники называли его бетоном — таким оно было укатанным и жестким. На большинстве же чужих полей росла трава. Лучшими газонами располагали Витковицы и Готвальдов. Там я давал затянуться болячкам, полученным на шлаке.
Мои поклонники в Штернберке радовались, что я снова в воротах. Весть о возвращении внука и сына в футбол дошла до бабушки и мамы. Бабушка смеялась, а мама огорчалась. Дома за мной ходили товарищи и болельщики, засыпая вопросами. Вытаскивали на улицу. Я ходил гоголем: у нас ведь не только хорошо играют в футбол — еще больше о нем говорят. И когда я был дома, разговоры о футболе заполняли все свободное время.
Как-то весной 1961 года в гости в Простеев приехала мама. На этот раз не в больницу. Навела порядок в моей комнате и разговорилась с пожилыми супругами, у которых я снимал площадь. Интересовалась, как мне работается, как там в отношении девушек. С работой все было в порядке, меня даже ставили в пример. Что же касается девушки, этот вопрос меня особенно не занимал. Да и времени, в общем-то, не хватало. Один-два раза побывал в «Авионе» на вечере танцев.
Но танцор из меня посредственный (и сейчас для меня полька — за семью замками). А кроме того, часто болели ноги, и если вечер затягивался, меня клонило в сон. Товарищи по команде — Цопек, Долак, Штанцл и Зоубек — считали, что мы пара с сестрой Рачуха. Не скажу, однако, что я относился к ней галантно — скорее, дружески и насмешливо. Короче, в Простееве спутницей жизни я не обзавелся.
После обеда мама пошла на футбол. Впервые в своей жизни. Никогда я так не волновался. На этот раз меня беспокоили главным образом не голы, а останусь ли я невредимым.
Все получилось, как мне хотелось. А мама заметила, что матч ей вполне понравился. «Может быть, футбол и впрямь не такая жестокая игра, как думала вначале?» И все же я должен беречься и не так часто падать.
