В небольшой каюте второго класса я застал странную публику, которая сидела у стола в таком виде, как будто все собирались прощаться. Приготовленные саквояжи и разные узлы говорили о желании оставить пароход. На столе стояла бутылка с водкой и две тарелки с объедками.
— Этот пароход уходит сегодня? — осведомлялся я у пароходного “человека”.
— Так точно-с… Через час побежим-с.
— А эти господа что тут делают?..
— А так-с… — ухмыльнулся “человек”. — Пермские купцы-с… Пароход-то утром пришел, а они вот всё еще проклажаются.
Мое появление, видимо, расстраивало проклажавшуюся с чемоданами купеческую публику. Я не хотел им мешать и вышел на палубу. Обыкновенно на пристанях, когда отходит пароход, толпится масса провожающих, родных и просто любопытных, но чердынский пароход не интересовал даже пермскую скучающую публику. Саечник, два-три татарина с лимонами, городовой, несколько мужиков, носильщики — и только. В довершение всего пошел дождь. Не оставалось ничего, как идти в свою каюту. Пермские купцы с чемоданами всё еще сидели там, только на столе красовалась новая бутылка водки.
— Так как, Иван Федорыч… а? — спрашивал бритый господин, походивший на чиновника, уволенного по третьему пункту.
Иван Федорыч, громадный мужичище с опухшим от водки лицом и мутными глазами навыкате, видимо, составлял душу компании. Он только покачал своей громадной, как пивной котел, головой и хрипло проговорил:
— Я здесь останусь…
Все засмеялись, хотя смешного пока ничего еще не было.
— Нет, это не годится, Иван Федорыч: дома-то, поди, уж давно ждут… Жена, поди, все глаза проглядела.
— Ничего, подождут… А как я жене-то в этаком образе покажусь?
— Да ведь не впервой?..
Пузатенький белобрысый купчик так и прыснул со смеху.
— Я прежде так делал, — заговорил Иван Федорыч, грузно вздыхая, — задним двором проберусь, потом через кухню в кабинет и сейчас выхрапку… А потом уж как стеклышко и объявлюсь.
Жена и догадалась: на замке держит задние-то ворота.
— А я через забор в этаких случаях… — прибавил от себя белобрысый. — Тоже совестно, ежели, например, прислуга увидит в таком виде…
— Уж на што хуже…
Опять смех и новая бутылка. Кутившие всю ночь на пароходе мужья не решались явиться домой “в этаком виде” и тянули время.
— Я всегда жене говорю, что пароход опоздал… — объяснял “третий пункт”.
— Тоже надуй их, жен-то… Нет, брат, стара штука. После третьей бутылки потребовали “человека”.
— Вот что, братец, уведи ты нас куда-нибудь… понимаешь?
