Подростки не привыкли ходить по мягкой почве, и Маргарита первой пожаловалась, что испачкала туфли, а в кардигане застряли колючки.
– Мы здесь по делу, – фыркнул Танасис. – Прекрати жаловаться.
Он редко ругал сестру.
– Мы соберем дров и вернемся домой.
– Это не только для нас, но и для тебя! – добавила Темис. – Ты же все время жалуешься, что замерзла.
– И еще нужно поискать орешник, – сказал Панос. – Яннис сказал, что набрал целое ведро грецких орехов.
– А как насчет желудей? – спросила Темис, подобрав несколько с земли.
– Их не едят, глупая, – сказала Маргарита.
– Мама Фотини считает наоборот.
– Значит, твои друзья-коммунисты питаются желудями? – усмехнулся Танасис.
– Кирия Каранидис толчет их в муку. Я видела, как она это делает. А потом она готовит печенье.
– Тогда возьмем немного, – сказал Панос. – Почему бы и нет?
– Вы не заставите меня есть желуди, – возмутилась Маргарита. – Это пища для свиней.
Панос толкнул сестру в бок.
– Но ты же любишь поесть! – подшутил он. – Всегда любила!
Маргарита замахнулась на него, но он уклонился. Некоторое время они бегали среди деревьев со смехом и веселым визгом. Танасис и Темис присоединились к ним, пытаясь поймать Паноса, загнав его в угол и повалив на землю.
Этим морозным осенним днем они снова стали розовощекими беззаботными детьми.
Однако их нужда была очень реальной. Ближе к вечеру девочки наполнили корзины орехами и желудями, а парни набрали хвороста и дров. Идти глубже в лес не имело смысла, и с наступлением темноты они направились домой, чтобы преподнести трофеи кирии Коралис.
Этот день на короткий срок отвлек братьев и сестер от мрачной суровости города и гнетущей атмосферы, которая расползалась по улицам Афин. Дети насладились яркими красками, вдохнули свежий аромат земли и услышали щебетание птиц, не загнанных в клетку.
– Мы ведь еще пойдем, так?
Темис первой за ужином выразила такое желание. Братья и сестра кивнули. В квартире потеплело, а из духовки долетал сладкий аромат печенья из грецкого ореха, напоминая о лучших временах.
Школу все чаще закрывали. Иногда в классе стоял такой холод, что продрогшие дети делались неспособными к учению. Освещения тоже не хватало. Как-то Темис шла с Фотини к ней домой и вдруг заметила, как осунулась подруга. Кожа ее стала бледной, почти прозрачной.
– Я будто вижу ее кости, – позже сказала Темис бабушке.
– Бедняга, – отозвалась кирия Коралис. – Жаль, что нам нечем поделиться…
– Я не могу позвать ее сюда,
