Надо бы, конечно, трепетным нашим ревнителям традиций подсунуть книжку-другую Бейджмила, Уилсона и Босуэлла и посмотреть на результат. А таковых может быть два. Либо (невероятно) такой ревнитель, бия себя в грудь, возопит: «Простите, братья и сестры! Напутал я что-то по невежеству своему!» Либо — скорее всего — воитель с содомитами тут же предложит законопроект «О пропаганде педофилии, мужеложства, лесбиянства, бисексуализма и трансгендерности среди несовершеннолетних жирафов, ламантинов, обезьян бонобо и жуков-долгоносиков». Для борцов с педофилией к трудам вышепоименованных ученых неплохо добавить томик Александра Пушкина, подчеркнув в нем дышащие юношеской любовью строки: «Вам восемь лет, а мне семнадцать било. И я считал когда-то восемь лет; они прошли..» — исключительно для укрепления бойцовского духа
Смех и слезы.
Комедия — человеческая, отнюдь не Божественная. Вот и Данте никогда не назвал бы свое творение так напыщенно — это работа Боккаччо, сам автор к той поре уже давно упокоился, а был бы жив... Но не властны мы над временем, и эта не шибко глубокая мысль тоже произрастает из Библии: «Не ваше [стало быть, не наше] дело знать времена и сроки, которые Отец положил в Своей власти». Где уж нам.
Нет, ребята, все не так, все не так, ребята. Дело было не в Пенсильвании на I-78, а на Новорижском шоссе, и вовсе не Каспер, а Виталий Иосифович Затуловский, сухопарый старик за семьдесят, не дурак выпить, мужчина задумчивый и нудный, но не вредный, возвращался из «Веселой пиявки» в Москву с внуком — а не внучкой, ехал он не на «форде», а на «девятке», со встречной полосы выскочил не «тахо», а «Святогор» (тогда еще были такие), и из него вышел не поджарый рыжий парень в джинсах, а потрепанный мужик с пивным брюхом в синтетических трениках, завитой дамы не было вообще, но самое главное: из магнитофона (а вовсе не CD-плеера) звучал не Энди Уильямс со своим сладким Feelings, а Фрэнк Синатра с мужественным Му Way. И вполне можно было оставить водителя в живых, а рассказик назвать «ДТП без жертв».
Ну да ладно.
А что, если Шуберт на воде — намек на «вода примером служит нам», а птичий гам привязан к Моцарту посвистыванием его волшебной флейты? Ну а мальчик, который на самолеты смотрел, — это ж из «Люди, годы, жизнь» Эренбурга. Или нет?
Однако пора прерваться.
Я зашаркал на кухню, вытащил из подвесного шкафчика графин с косорыловкой. Плеснул в чашку из-под вечернего кефира, оглядел мутную жидкость, добавил, поставил графин на место. Выпил, помянув Каспера. Подождал, когда косорыловка преодолеет гематоэнцефалический барьер. Подумал о Лене с нежностью. Вернулся за стол, вытянул на отлет руку с толстой тетрадью в клеенчатой рыжей обложке (в дальнейшем ТТКРО), обозрел страницу, почмокал. Шлепнул тетрадь на столешницу. Ну, вот он, коротышка.
