Сегодня вечером он излил свою сперму: ему захотелось увидеть себя во мне, зрительно измерить наше сочленение, его силу и протяженность, а также мою глубину. Потом, когда он отодвинулся и склонился над моим крестцом, я заметил, обернувшись в профиль, его львиную грудь, тяжелые сосцы, разбухшие от близящегося оргазма, в котором они тоже участвовали, и из соска брызнула капля молока. Посреди путаницы наших форм ничто не могло меня так взволновать, как эти единовременные эрозии, представление о коих способны дать лишь катаклизмы, изменяющие течение жидкостей в природе. Это назревает втайне, и вот вы уже потрясены до основания — вы трансмутировали! Разумеется, тут нельзя жульничать и к наслаждению следует относиться не легкомысленно, а словно к постоянному и постоянно возобновляемому посвящению в святейшие таинства.
Мы лишили Естество естественности, желая упразднить множественность под тем предлогом, что мир един и подчиняется некому единому руководству. Древние греки всегда считали, что Божественные силы, которым они поклонялись, подчинены Необходимости, и победивший монотеизм не виноват в том, что эти грозные и восхитительные Силы перестали обитать на Земле, в Воздухе и Волнах, присутствуя также в нашей крови, которая их выкачивает. Да здравствует Бог, и да здравствуют божества! Их переход можно понять лишь на примере тайфунов, сейсмических толчков, вулканических извержений и гейзеров, имеющих свои подобия в наших членах и страстях: мифологические легенды об этих частных метаморфозах — лишь своеобразное возвышенное предвосхищение.
Я еще долго остаюсь потрясенным и экзальтированным. Поле распахано, и самое глубинное мое нутро вдруг выставлено на воздух, под открытое небо, на солнце: нервы обнажены, и я чувствую готовность к самому пышному расцвету. Меня уже торопят, отягощают плоды, которые я принесу. Я угадываю их округлость, объем, сочность, вкус. Отец их — Ришар. Достаточно опустить взгляд на его голое плечо или жилку, пульсирующую в паху, и вот я уже присутствую при сотворении и конце Света, который обновляется, ободряется во мне от его объятий каждый четверг.
Неделя делится на две половины: с четверга по воскресенье я живу воспоминаниями, в сильном волнении, а с воскресенья по четверг надежда приводит меня к руслу реки Любовь, где я молодею.
Если в самой гуще сумятицы мы с невозмутимым видом допускаем бестактность, то интимность, позволяющая подобные вольности, еще больше возбуждает. Ведь красоту лошадиной рыси или галопа никогда не портило пуканье.
