-- Ну как? -- спросил филин.
Зверёк попробовал свернуться клубком в гамаке. Понюхал темноту, подобрал несколько перьев, которые филин вставлял себе в крылья, чтобы лететь дальше и махать крыльями пореже, и вновь рассыпал их по полу.
-- Ничего не пойму. Но у тебя очень уютно.
-- Значит, ты не белка. Был бы ты белкой, ты бы нашёл, что там стащить. Белки ужасно вороваты.
Филин заглянул в дупло, чтобы проверить, не пропало ли чего.
-- Ух, ух. Тебе стоит посетить Талисмана. Я прилетел не так давно, а он живёт здесь уже не одну зиму и очень много знает. Он живёт на старой ёлке к востоку отсюда.
-- А как тебя зовут?
-- Ух.
-- Ух?
-- Ух. Я твержу тебе об этом всю ночь, но ты настолько невнимателен, что не замечаешь.
Филин строго посмотрел на зверька, но потом смягчился и довольно заухал:
-- Это довольно весёлая игра с новыми знакомыми -- считать, за сколько ухов они отгадают моё имя. Ты отгадал за девять. Это очень хороший результат.
-- А я, -- сказал Зверёк торжественно, -- обязательно вернусь и скажу тебе, как меня зовут, как только вспомню.
Они тепло распрощались, и Зверёк поплыл дальше -- мимо дома, на крыше которого располагалась труба, в сторону рассвета.
Талисмана он вспомнил сразу же, как только увидел. Оказывается, они были уже знакомы.
Давным-давно, когда не только зверька, но и его папы ещё не было на свете, Талисмана принесли и повесили на нижнюю ветку старой ёлки люди. С тех пор он там и висит, вечно бодрствующий, "вечный летописец", - как сам он себя называет, - "этого скучного места в этом скучном времени". Зверёк не понимал, что всё это значит, но звучало до ужаса интересно.
-- Я бы сказал тебе, если бы ты сам хоть раз сказал мне, кто ты такой.
-- Я никогда над этим не задумывался, -- признался Зверёк.
Он укутался в хвое на нижней еловой ветке и выставил наружу только нос и уши. К утру воздух немного посвежел, и стало прохладно. Даже для густого подшёрстка.
Талисман не мёрз даже в самый жуткий мороз. Это всего-навсего кусочек кожи, на котором намалёваны большие выразительные глаза (один синий, другой зелёный) и улыбающийся рот, а вниз спускались две кисточки из конского волоса, заплетённые в косички. Ко рту был приделан настоящий волчий коготь, так, что казалось, будто из-под верхней губы тотема выглядывал единственный клык. Что и говорить, для тех, кто не знал о его добром (точнее, снисходительном) нраве и о мудрости, он казался весьма пугающим.
