Теперь же я понимаю, что он легко мог обойтись в этой поездке без меня. Он с такой лёгкостью отменил мою вечернюю работу, что стало понятно — в моих действиях и не было особой нужды.
Так для чего же он взял меня с собой? Ради секса? Глупо даже предполагать такое. Я не куртизанка и моё скованное поведение в переговорной головного офиса его компании очень вряд ли располагало к суждению о моей сексуальной притягательности. Я знала, что зажата в общении с мужчинами. Я стесняюсь. Не умею быть лёгкой хохотушкой, которые им так нравятся. И не веду себя, как свой в доску парень. И не умею быть уверенной в себе стервозной особой. Я совершенно обычная девочка из малообеспеченной, да что там — откровенно бедной! — семьи, в которой всегда самым актуальным вопросом стоял вопрос финансового выживания. Девочка, рано потерявшая отца, у которой из всего мужского общества рядом был только маленький, а затем подросший, брат.
Я никогда не считала себя красоткой. Симпатичная, но не более, я между тем, росла очень нескладным подростком, а к совершеннолетию поняла, что действительно потрясающе красивые женщины — это сочетание природной красоты, которой я не обладала с бешеными деньгами и умением себя подать. У меня нет ничего из этого. Ни дикой красоты, ни сексапильности, ни ухоженности, ни стильной качественной одежды.
Так зачем же он взял меня с собой?
Если только ради секса, то кто мог гарантировать ему, что я не устрою сцену в отеле? И почему он просто не вызвал какую-нибудь красотку из реальных эскорт-услуг?
Надев подобранное с пола дешёвое нижнее бельё, я сижу на кровати, набросив на колени одеяло и обняв их руками. Жду, пока он выйдет из ванной, чтобы пойти туда самой. Одеваться полностью не имеет смысла, я всё равно хочу в душ. Может быть после него мне станет легче.
Нет, у меня нет желания смыть с себя его прикосновения. Я знаю, что кожа запомнила их надолго. Но я думаю, что я смогу настроиться так на дальнейшее общение с ним. Потому что сейчас я не понимаю, как с ним говорить.
Он просто взял меня. Тогда, когда захотел. Так просто, что даже страшно.
Шум воды затихает, раздаются только приглушённые всплески, а вскоре умолкают и они. Я сижу, вновь напряжённая, на кровати и жду, пока откроется дверь.
Он выходит, обмотанный полотенцем, будто первобытный кроманьонец в набедренной повязке. Статный, мощный, с уверенным взглядом сильного мужчины. Встаёт рядом с кроватью, скрещивает сильные, мускулистые руки на груди, пристально, оценивающе смотрит на меня. И молчит.
