Так кто же тут?
С отчаянно бьющимся сердцем Шу поставила коробку на стол, вскрыла ее — и восторженно взвизгнула. В коробке сердито зашебуршали и заклекотали, требуя не орать и выпустить скорее из тесноты.
— Красавчик, ты мой красавчик, — заворковала Шу, обеими руками вынимая белоснежного ястреба.
Тот смотрел на нее любопытными глазами-бусинами и шевелил когтистыми лапами. По его оперению проскакивали жемчужно-голубые и сиреневые искры, такие знакомые и приятные на ощупь, что Шу не устояла. Прижала птицу к себе и прикрыла глаза, вспоминая — как это было во сне.
По всему телу тут же разлилось тепло, губ почти коснулись другие губы, запахло грозовой свежестью, разгоряченным мужским телом и морским ветром с отзвуками сосен, мокрого песка и оружейного масла. Сумасшедше прекрасный запах!
— Я назову тебя… назову тебя Ветер, — не открывая глаз и почти ощущая касание Люкреса кожей, сказала она птице.
Ястреб в ответ недовольно заелозил у нее в руках, намекая: с птицами надо аккуратнее, не поломать перья!
— Прости, красавчик. — Неохотно открыв глаза, Шу посадила его на спинку кресла, чтобы когтям было за что зацепиться, и велела: — Сиди спокойно.
Немного подергав крыльями и потоптавшись, Ветер успокоился и прикрыл глаза. А Шу принялась за осмотр. Магическое плетение было сложным и тонким, но при этом напоенным силой так, словно она лилась с неба.
Снова погладив ястреба по крылу, Шу улыбнулась. Почему словно-то? Этой ночью сила в самом деле лилась с неба, и светлому шеру всего-то и надо было, что ею воспользоваться. Очень изящно и мастерски — плетение больше всего походило на драгоценное шелковое кружево, но при этом было надежнее стальной проволоки. Наверняка Ветер легко долетит до Метрополии, ни разу не приземлившись. Легко и быстро, куда быстрее обычной имперской почты.
— Спасибо тебе, светлый шер Люкрес, — шепнула Шу, погладила птицу по голове и почувствовала, как воздушные искры ласково щекочут ладонь.
Она бы, наверное, сейчас же побежала во двор, выпускать ястреба и смотреть на его полет, но взгляд упал на стол — и лежащие на нем письма. Три письма.
Одно — с королевским единорогом на синем сургуче, отцовское. Второе — с ястребом на темно-алом, судя по искрам огня и тьмы, от темного шера Бастерхази. И третье — с императорским кугуаром на бирюзовом. Его Шу сначала поднесла к лицу и вдохнула запах: недорогой бумаги, явно из запасов шера Тавоссы, и морского ветра, сосен…
Люкрес. Так пахнет Люкрес. Она помнит. Его запах, вкус его губ, тепло и силу его рук. И обещание любить только ее… ведь это — не приснилось, правда же?..
