Оказавшись на асфальте, она выдохнула надрывно, достав серую тряпочку из кармана, протерла вспотевший лоб и поблагодарила:
— Спасибо огромное, милая. Побольше бы таких отзывчивых людей и жизнь бы совсем другой стала. Спасибо!
— Не за что, — смущенно проблеяла, сумку ей вернула и сковано попрощалась, — до свидания.
— До свидания.
Неподалеку от нас такси стояло, ожидая меня, и я к нему направилась, однако, когда уже дверь распахнула, чтобы внутрь забраться — обернулась.
Бабушка так и стояла на одном месте, пытаясь местами поменять авоську и тросточку, перехватить поудобнее. Да не смогла, сумка из непослушных рук выпала, и по асфальту сиротливо картошина покатилась.
У меня аж сердце зашлось от этой жалостливой картины, поэтому, не раздумывая, обратно ринулась. Подхватила сумку, поймала укатившийся клубнеплод, и к старушке руку протянула:
— Пойдемте, я вас довезу.
— Да, что ты, — она попыталась отказаться, — не надо. Я сама как-нибудь, потихонечку.
— Идемте! — к машине мягко, но настойчиво ее потянула.
— Мне не удобно, — бабушка пыталась отказаться.
— Все нормально! Поедемте!
— Девочка, да у тебя же дел своих наверняка полно, а ты со старухой возишься.
— Подождут дела, — помогла ей сесть на заднее сиденье, а сама рядом с водителем устроилась.
— Куда? — обернулась к ней, заметив, как она украдкой слезы стирает.
— Тут…тут недалеко, — заикаясь произнесла бабулечка, — через две улицы. На углу Смирнова и Пролетарской. Дом восемь.
— Поехали, — кивнула водителю, и он молча завел машину.
Спустя пять минут такси остановилось у подъезда кирпичной советской пятиэтажки.
Я помогла своей новой подопечной выбраться из салона автомобиля и поинтересовалась:
— На каком этаже живете?
— На четвертом.
Лифта в таком доме естественно нет, и я живописно представила, как она будет сейчас подниматься, охая, спотыкаясь и останавливаясь на каждой ступени. Как у нее снова просыплется несчастная картошка, и ей придется за ней наклоняться.
Неужели я уеду?
Конечно нет.
Расплатившись с водителем, отпустила машину и произнесла бодро:
— Пойдемте!
— Да что же это…да как же это… — причитала старушка, пока я помогала ей подниматься по обшарпанной лестнице, не знавшей ремонта, наверное со времен перестройки.
Всю дорогу бабушка извинялась, сетовала на свою нерасторопность, пыталась уверить меня, что сама справится. Я лишь улыбалась, кивала и дальше поднималась вместе с ней. Не могла иначе! Разве можно отпустить ее одну, зная, что у нее каждый шаг-война с самой собой.
