В первую секунду Мелюзина охнула, повторно разволновавшись за наших девочек. Я же ухмыльнулась и, покачав головой, потянула её за рукав, предлагая постоять у стены, там, где нас непросто было заметить, и понаблюдать со стороны.
А понаблюдать действительно было за чем. Чуть в глубине, на неровной каменной скамье, сидела Фритта и какой-то здоровый бугай раза в два её крупнее. Возле каждого из них, с его стороны скамьи, стояло по четыре не слишком чистых опустошённых стакана. Ещё по одному стакану они держали в руках, и там поблёскивало какое-то мутноватое пойло, даже внешний вид которого заставил меня поморщиться. Мелюзина с интересом вытянула шею. Она была не одинока: вокруг нашей «парочки» собралось около четверти заключённых, и все с азартом следили за разворачивающимся действом.
Резко выдохнув, Фритта поднесла стакан ко рту и принялась пить. Её соперник поступил так же. Но пил он очень медленно, а к середине стакана всё-таки сдался, сгорбился, опуская руки и, морщась, выдохнул:
— Всё!
Фритта же, никак не реагируя на сей факт, не прерываясь, продолжила процесс поглощения пойла. Количество жидкости в её стакане стремительно уменьшалось. Наконец, девушка оторвалась от стакана и, перевернув его вверх дном, с торжествующим видом потрясла, демонстрируя таким образом, что внутри действительно ничего не осталось.
Сокамерники зааплодировали, кто-то принялся обмениваться мелкими — и не очень — монетами.
— Приступай! — громко потребовала Фритта, обращаясь к побеждённому бугаю. Тот с несчастным видом опустился на пол и отжался.
— Один! — хором прокричали Майя и Моргана.
Здоровяк застал на вытянутых руках с несчастным видом, но девушки были неумолимы. Стало быть, одним отжиманием проигрыш не ограничивался. Я заволновалась, как бы всё выпитое не оказалось в самое ближайшее время на полу камеры.
— Сам виноват, — без всякой жалости, даже, я бы сказала, с ликованием, шепнула мне Мелюзина. — Надо быть круглым идиотом, чтобы соревноваться, кто больше выпьет, со студентами!
Переведя взгляд, я обнаружила левее и ближе к решётчатой двери камеры ещё одного отжимающегося мужчину. Стоявшая неподалёку Тинкер лениво наблюдала за его стараниями, беззвучно ведя счёт.
— А этот в чём провинился? — тихонько спросила я у оказавшегося ближе всего к нам заключённого.
— В фантики проиграл, — так грустно, будто речь шла о нём самом, констатировал тот.
— Сам виноват, — в очередной раз объявила Мелюзина. — Послушай, а может, и правда оставим их здесь? Ну, в воспитательных целях. Чтобы немного повысить моральный облик городской преступности?
