Её тоже убивала безнадёжность. К чёрту! Нельзя подвергать близкого человека таким страданиям. Егор рассказал о талантливом немецком хирурге, готовом покопаться в его голове.
— Как странно, — сказала Кэт. — Если ты согласишься на это, то будешь как Лекетой… История повторяется — сначала в книге, потом в жизни?
— О нет, — возразил Егор, — надеюсь, немец не оставит в моих мозгах какой-нибудь хитрый баг!
К Новому году Егор принял решение.
Оно далось ему легко.
На Рождество он пошёл в церковь, которая находилась в парке. Праздничное людское столпотворение его не смущало. Он постоял у икон, ещё раз взвесил все за и против и воткнул в песок купленную свечку. Зажёг от своей зажигалки и мысленно загадал желание. Молиться он не умел, но в бога верил. В того, кто создал всё живое. На обратном пути Егор сделал крюк и прошёл мимо памятника, который так поразил его в мае. Советский командир по-прежнему жарко целовал молоденького чешского партизана, только теперь их плечи окутывала пушистая снежная мантия — одна на двоих. Веточка сирени в руке командира напоминала о весне, о Саше и несбывшейся любви.
Стоя у памятника, Егор закурил и позвонил Шерману:
— Павел, свяжись, пожалуйста, с тем немецким хирургом, про которого ты рассказывал. Договорись на ближайшее время. Я хочу сделать операцию.
— Ты уверен? — спросил Шерман. — Необязательно торопиться, ты можешь ещё подумать.
— А что тут думать? — возразил Егор. — Сколько времени прошло с момента публикации твоих первых статей?
— Четыре месяца.
— И больше месяца после передачи по телевидению. Обо мне узнало сто миллионов человек, но синдрома Шермана ни у кого не обнаружилось. Давай посмотрим правде в глаза: я единственный мужчина, которому нравятся мужчины, других таких нет.
— И всё равно ты можешь отложить операцию. До лета, например. Возможно, кто-нибудь появится.
— Я в это больше не верю. Я принял решение: я хочу стать обычным.
В жопу такую уникальность. Даже сексом заняться не с кем. После интенсивных совокуплений в загородном доме Шермана, Егор страдал от лютой неудовлетворённости. И понимал, что по сути его половая жизнь закончена, пусть даже она и протекала в рамках научного эксперимента. Тело, познавшее настоящее наслаждение, не соглашалось на суррогат (хотя Шерман и прописал Егору кое-что для поднятия духа в постели с женщинами). Егор мог спать с Кэт, но не хотел.
Шерман молчал, вздыхал в трубку, потом сказал:
— Ладно, я напишу доктору.
