Только тут, в шелестящем от дождя одиночестве, в надвинутом на глаза капюшоне, который будто удерживал его мысли при нём, не позволяя им разлетаться от порывов ветра, Егор впервые подумал о словах Саши Лукина. О том, что Чоно и Лекетой любят друг друга и, будь они разнополыми, их любовь могла бы превратиться из дружеской в романтическую.
Он как-то читал о трёхкомпонентной теории любви. Существует три составляющих для определения типа любви: душевная близость, сексуальное влечение и обязательства. А далее просто: если есть душевная близость, но нет влечения и обязательств — это обычная человеческая симпатия. Если есть сексуальное влечение, но нет близости и обязательств — это влюблённость. Дружба — это душевная близость плюс обязательства, без сексуальной подоплёки. А любовь — сочетание трёх компонентов.
Чоно и Лекетой определённо были близки. Они знали друг о друге больше, чем кто бы то ни было. Они ладили, как закадычные друзья. В какой-то момент они доверили друг другу жизни. Получается дружба? А вот и нет. Лекетой с самого начала притворялся. Он знал, что Чоно умрёт и унесёт его тайну в могилу.
Это не дружба, это использование человека в корыстных целях. Игра на чувствах, обман, предательство.
Но ведь потом Лекетой изменился…
После того, как Чоно его проапгрейдил.
А Чоно не зря считался одним из лучших Северо-Русских программистов. Он оставил в голове Лекетоя маленький баг. Совсем крошечный. Для подстраховки.
Егор посторонился, пропуская одинокого велосипедиста. Чоно и Лекетой исчезли, перед глазами снова проявился мокрый парк. Оказывается, пока он думал о своих героях, он дошёл почти до Московского проспекта. Машины шумели громче дождя и мешали думать. Егор свернул на узкую тропку и углубился в заросли сирени. Кисти ещё не распустились и были похожи на спрессованные малиновые зёрна. Остро пахло зеленью.
Он обогнул кустарник и вышел на площадку, посыпанную песком. Несколько дорожек расходились от неё прямыми лучами. По периметру её обрамляли скамейки на чугунных ножках, а в центре, на гранитном постаменте, стоял памятник.
Двое целующихся мужчин.
Один висел на шее у другого, запрокинув голову в порывистом, нетерпеливом движении, а второй жадно приник к его губам. В руке он сжимал букет кудрявой сирени. То, что недавно казалось бредом, вдруг обрело зримую, реальную, бронзовую плоть.
