Тайя послушно повторила.
– Что ты чувствуешь?
– Возбуждение, – голос её чуть запнулся, – прилив энергии… Угрозу?
– Молодец, – Джонатан улыбнулся. – Дыхание, сосредоточенность на отдельных органах – это самое простое, что мы можем сделать, чтобы повлиять на внутреннюю сущность танца. Этим сегодня и займемся.
Он подтолкнул девушку к остальным и поймал на себе взгляд Кьяры. В глазах той мелькнуло какое-то непонятное выражение, но тут же пропало.
Кьяра
Я медленно шла по улицам и откусывала от огромного, жирного пончика по кусочку, наслаждаясь его чрезмерной сладостью и жирностью – с такими нагрузками, что у нас начались, могла одними пончиками и питаться.
Я все еще находилась под впечатлением от тех часов, что мы провели в студии. Значит, была права – Джонатан, насколько это вообще возможно, действительно понимал танец так же, как я. Изнутри. И, похоже, обладал схожим внутренним видением. Несколько раз замечала, что он закрывал глаза, когда кто-то становился перед ним и выполнял указания. Он видел через закрытые веки. Чувствовал.
Каждый вздох, каждый взмах.
Он отвечал на каждое движение, даже слабую дрожь – и учил этому нас. Подавила в себе стон, вспоминая, как он учил. Хотя и понимала, что ничего порочного или не имеющего отношения к танцу он не делал.
И никто, кроме меня, на него так не реагировал.
Это была моя проблема. Каждый раз, когда он проводил кончиками пальцев по телу партнера, вставал вплотную, когда клал ладони на голую кожу, мне казалось, что это меня трогают, мои руки накрывают его ладони, мое дыхание смешивается с его.
Безумие.
К моменту, когда у меня началась индивидуальная отработка упражнений, я подошла настолько взвинченной, что одно лишь прикосновение Джонатана грозило породить внутри маленькую бурю. Или большую. Его радужки вспыхнули золотыми искорками, когда он приблизился ко мне, а губы, выдохнувшие «закрой глаза», чуть дернулись, будто хотели сказать мне совсем другое. Или сделать.
Я изо всех стиснула зубы.
Он. Ничего. Такого. Не делает. Я всё придумала. Определенно. Джонатан лишь хореограф, который решил слепить из нас что-то, подходящее для него и его труппы.
Но внутренне меня колотило от его близости, дыхания, которое я ощущала как свое, от того, как стучит его сердце. Стучит так же быстро, как моё.
Это было похоже на наваждение, и я удивлялась, что окружающие до сих пор ничего не заметили. Но они были заняты собой, своим танцем и своими внутренними страхами и неуверенностью – никому не было дела до нас.
