— Зловеще, — пробормотал Леминак.
— Замечательно, — вздохнула мадам Ерикова.
— Скучно, — простонал профессор. Сильный ветер дул с Тихого океана и приносил запах моря, который смешивался с запахом акров пожара, маслянистых тропических растений, медленно поглощаемых огнём.
Леминак предложил мадам Ериковой пройтись с ним за руку вдоль железной дороги. Другие путешественники беседовали или курили группами; маленькие угольки сигар пронизывали темноту.
Испанец в серой плоской шляпе-сомбреро и домотканой одежде — как яркое пятно среди картины ночи — непрерывно ругался:
— Sacramento! Ciento mil pesetas, he de perder esta noche.
Какая-то мисс вздохнула:
— What a beautiful night!
И процитировала Шелли:
Palace roof of cloudless nights,
Paradise of golden lights.
Адвокат обратился к своей спутнице:
— Вы, конечно же, держите путь в Сидней?
— Да. У меня там усадьба.
— Нам туда же, Трамье и мне.
— Вы забронировали каюты?
— Да; Вы тоже?
— Естественно.
— Надеюсь, «Глостер» нас дождётся.
— Я уже стала отчаиваться.
Ночь тянулась, а зловещее зарево над горизонтом не угасало.
Мария Ерикова вернулась к себе спать, в то время как Леминак и Трамье не без горечи наслаждались ароматами тропической ночи.
Подходя к поезду, она споткнулась, позволив себе слегка вскрикнуть. Из тени провиденциально появилась сильная рука.
— Вам не больно, мадам? — спросил голос с английским акцентом.
Человек, черты которого казались молодыми, хоть она и видела их мутно, поддержал её за руку.
Короткая трубка выглядывала из его рта. От неё шёл приятный запах вирджинского табака.
— Нет, ничего страшного, месье. В крайнем случае, будет небольшой ушиб. Но как же я могла упасть?
— Вы запутались в проводе: позвольте мне помочь Вам вернуться в вагон.
Путешественник молча проводил её до вагона, мягко освещённого электрическими лампочками, некоторые из которых уже стали гаснуть.
Длинный поезд с медными перекладинами и позолоченными номерами держался на рессорах, как роскошный зверь. Заднее место в салоне вагона сверкало за стёклами в суровой толще ночи.
При свете лампочек Мария Ерикова могла разглядеть своего ночного чичисбея. Это был молодой человек, голову которого покрывала клетчатая кепка спортивного покроя, какие обычно носят английские путешественники. Подняв глаза, она увидела, как он был прекрасен. Лицо его было ровное, овальное, как у игрока в крикет, бледное, свежее, как у женщины; но своевольный подбородок разгонял то немного мутное впечатление, которое создавала нежность черт, и то очарование, которое навевал сластолюбивый рот.
