Перебравшись через забор, мы поползли по глубокому снегу к лесу. В лагере по-прежнему стояла тишина. Значит, нас не заметили. Видимо, помогли темная ночь и начавшаяся метель.
Через несколько часов пути мы добрались до небольшой лесной деревушки. Местные жители накормили нас и помогли связаться с партизанским отрядом имени В. И. Ленина.
В партизанах, скажу откровенно, мы особого героизма не проявили. После больших боев с карателями отряд отдыхал. Правда, изредка мы ходили на задания. Захватывали и приводили "языков", ловили предателей.
Когда район действий отряда был. освобожден нашими войсками, мы, летчики, - Юрий Осипов, Аркадий Лодвиков, Владимир Палащенко и я обратились к командиру одной из частей. Рассказали ему все о себе и попросили помочь нам вернуться в свои авиационные полки. Нас внимательно выслушали (каждого в отдельности) и с провожатым отправили в тыл. Здесь с нами вторично поговорили и отослали еще дальше, но уже под конвоем.
Вскоре нас почему-то включили в группу сомнительных, где было немало вчерашних полицаев и власовцев. Мы, конечно, возмутились таким решением, стали требовать, чтобы нас отделили от предателей Родины. Нам категорически отказали, а вскоре начались допросы. Каждый раз задавали одни и те же вопросы, зачастую самые нелепые. Например, почему не застрелился, когда попал в плен? Как это удалось бежать из концлагеря, который так сильно охранялся? Почему не проявил героизма в партизанах?
По характеру вопросов нетрудно было понять, что нам не доверяют, смотрят на нас, как на предателей. И все-таки мы верили, что такое отношение ошибочно, что скоро разберутся во всем и направят нас в свои авиационные полки.
Но судьба-злодейка привела нас в штрафной батальон. Нам выдали серые солдатские шинели, ботинки с обмотками и сказали: будете кровью искупать свою вину перед Родиной. Вот как повернулось дело! Мы ничего не имели против отправки нас в пехоту, но вины перед Родиной за собой не чувствовали. Каждый из нас делал все, для того чтобы быть полезным ей и в плену, и в партизанах.
Возмущенный несправедливостью, я пошел в штаб и попросил одного подполковника выслушать меня. Жаль, что не запомнил фамилию этого умного и душевного человека. Памятник бы ему при жизни поставить!
Подполковник поверил мне и обещал помочь вернуться в авиацию. Он понимал, что там я принесу больше пользы, чем в пехоте. Вскоре мне вручили командировочное предписание, и я направился в штаб воздушной армии.
