Звук журчащей воды усилился и стал неприятным. Будто пытаешься заснуть, но вдруг слышишь незакрытый кран на кухне. Тонкие струйки неестественно громко отдавались эхом, не позволяя уснуть окончательно. Они царапали и скребли по сознанию, заставляя испытывать все возрастающее раздражение.
И даже когда он с трудом опустился еще глубже, и звуки стали глухими да отдаленными, тихое журчание все еще усиливалось.
Да с такой силой, что Еремею показалось будто его занесло в воды горной речки. Восприятие забил шум и рокот приближающегося водопада. Подхваченный бурными потоками эмоций он ухнул еще ниже, прямо в бурлящие черные воды, которых похоже никогда не достигал свет.
Они сомкнулись над его головой, а после короткого чувства удушья, Аз ощутил себя стоящим посреди непроглядной и вязкой мути. Как на дно болотное погрузился.
«Слишком стрёмный сон, чтобы в таком осознаваться. И как тут кого-то вообще можно найти. Настоящий бардак на моем чердаке. Надеюсь мое тело не рухнуло на пол, пока я тут на водных аттракционах катаюсь, — подумал он и почувствовал вдруг смутную тревогу.»
Еремей порывисто попытался понять где у него что. И с трудом разглядел собственные руки во сне, нащупал ими схематичное лицо. Ощутил под ногами что-то вроде поверхности. А потом.
Со дна постучались. Буквально.
Звук был глухим и гулким, будто снизу били чем-то тяжелым. Снизу. Пола, земли и, еще ниже.
Тяжелое басовитое эхо ударов прокатывалось через все его призрачное тело. Вдруг все вокруг завертелось и сознание опять затянуло куда-то и еще ниже.
Очень скоро стало гораздо хуже. Звуки вокруг можно было осязать, они были вязкими и липкими. Их прикосновение к фантомному телу ощущались как мерзкие, хныкающие вскрики и стоны. Каждый вскрик вызывал волны раздражения.
Будто ребенок в маркет-парке. Он воет, ноет, а затем вопит и ругается. А не добившись ничего, начинает именно вот так громко хныкать, извещая весь мир в его несправедливости и жестокости к нему лично.
Это звучит как вызов, полный злобы и агрессии. Полный жалости к себе, но не теряющий ярости к источникам своего унижения.
Еремея уже просто выворачивало от душных и мерзких эмоций. Совершенно не хотело что-то подобное слышать. И еще меньше хотелось на такое реагировать. За всю жизнь он испытывал подобное все несколько раз и то мимолетно, не зацикливаясь. Но сейчас ощущения будто удесятерили и довели до самого предела.
И только удалось хоть как-то отстраниться от гнусных эмоций, как раздались новые вопли. Наглые, вибрирующие от силы, требовательные и все более раздраженные.
