Во всех песнях, дошедших до Ясавэя от его предков, жил его род в этом доме, в двух днях тихого пешего пути от холодного моря. Под треск огня в очаге слышал он ещё мальчиком голоса отца и деда, поющие легенду о проклятии сихиртя, постигшем одну из его праматерей, а с нею и всех её потомков.
Это случилось ещё тогда, когда люди сихиртя только-только ушли под землю, и в тоске по среднему миру часто ещё выходили на поверхность. Несколько кочевых семей из его, Ясавэя, народа пришли на это место и устроили летние стойбища, - откуда им было знать, что это сопки сихиртя. В одном из чумов была девушка на выданье, - краше летних цветов была, глаз никто оторвать от неё не мог. В каких бы местах не проходили эти кочевники, кого бы ни встречали на своём пути – всегда и везде находились мужчины, желавшие взять её в жёны. Да только сердце её оставалось холодным, словно зима, к их уговорам. Видать оттого, что родилась Хадне в такую лютую и холодную пургу, каких много лет уже не видали кочевники. А может, и само имя отпечаток наложило. Несколько лет подряд умудрялась она всем отказывать, пока отец девушки сам не выбрал ей будущего мужа – лучшего охотника в их кочевом племени. Подчинилась Хадне воле отца, вот и стали во время летней стоянки к свадьбе готовиться.
Но однажды в туманную ночь вышли несколько сихиртя на поверхность, между чумов ходили, оленей прикармливали, тайком вместо старых - новые инструменты людям оставляли. Не удержался один из сихиртя, из любопытства заглянул в человеческий чум. А там, промеж других, увидел он прекрасное лицо спящей Хадне. С тех пор каждую ночь приходил он на неё любоваться и, как плату за радость эту, от которой трепетало его сердце, оставлял ей у постели подарки. Удивлялась девушка каждое утро, спрашивала отца и жениха – не они ли балуют её? А раз не они – оказалось – решила Хадне не спать всю ночь, чтобы узнать о подарках красивых правду.
Долго лежала без сна, притаившись, пока не увидела того, кто ей чудеса эти оставлял – низкорослый, узкоплечий, да с такою белою кожей, что от света белой полярной ночи, попадающего внутрь через макодаси, он казался больше духом, чем имеющим тело. Вздрогнула Хадне, вскочила из-под одеял, хотела прогнать, но голос пропал, когда встретились её глаза-угли чёрные с его белыми-белыми, ещё белее бывшими странной кожи. Тогда дух заговорил к ней – тихо и ласково, прося не гнать, а принять от него ещё один подарок.
Рассмеялась Хадне ему в лицо, но тут сихиртя достал из складок одежды нож тонкий, женский, с удивительной красоты рифлёным рисунком по всей рукояти. Ни у кого такой красивой вещицы ещё не видела девушка, и руки её коснулись ушей, в которых висели из необычного жёлтого металла серьги, оставленные этим же существом прошлой ночью. Вспомнились и другие подношения – все до единого кропотливой мастерской работы. Чего стоила только пад, украшенная самых разных цветов лоскутками вперемешку с каменьями, оправленными в узоры из того же неизвестного металла.
