Однако, мне не повезло и проскочить не удалось. Я же говорила, про везение утопленницы, да?
— Добрый день, Ледышечка! Как тебе спалось?
Глава 4.2
Вкрадчивый, как шелест змеи, голос ненавязчиво скользнул по мне, вызвав волну мурашек под платьем.
— Шелье Наэрн? — резко обернулась, натянув добродушную улыбку на лицо.
А то вдруг ему ненароком захочется еще и меня на ветке подвесить, раз я могило-место не оплачивала? При этом я предпочитала успокаивать себя мыслью, что культурных и добродушных людей никто бы вешать вообще не стал. А я вообще очень-очень культурная!
Честно-честно.
— Ну, что ты, Ледышечка, — мягко проговорил мужчина, как морская волна “стекая” с верхних ступеней лестницы вниз, ко мне. Его белоснежные волосы падали на лицо, слегка скрывая шрам и делая улыбку чуть более будоражащей. — Мы же договорились, что ты будешь звать меня по имени.
“А меня по имени звать не надо?” — чуть не воскликнула я, в последний момент прикусив губу. А то — иш ты, он значит Синтар, а я какая-то там Ледышка.
Впрочем, я продолжила улыбаться, губы растянулись еще шире. Даже челюсть начало сводить.
Увы, с маньяками по-другому никак!
— Конечно, С-с-синтар, — кивнула я, в знак того, что готова согласиться с любой его просьбой.
— Ну, вот и славно, — бархатно ответил он, еще сильнее приближаясь.
Сегодня на нем была черная кожаная жилетка с белой строчкой. Она неожиданным образом оказалась надета на обнаженный торс, подчеркивая его чудовищно, невероятно, просто возмутительно… рельефную фигуру. У меня на секунду даже дар речи пропал, пока я разглядывала его широкие плечи, крупные бицепсы, трицепсы и прочие “ицепсы”, заканчивая внушительной грудной клеткой и кубиками на животе.
Я продолжала несколько ошеломленно изучать мужчину, замечая, наконец, и черные кожаные штаны с веревочками по бокам, и… белые сапоги. Опять белые, как молоко, сапоги!
От удивления я даже на миг забыла обо всем прочем, разглядывая обувь, которая, казалось, только что сошла с полки башмачника. Ни капли грязи, сажи или просто пыли. Заговаривает он их что ли?
Невольно бросила взгляд на свои старые туфли, которые достались мне от Вивьены, воспитанницы монастыря, выпустившейся на месяц раньше меня. Она их выкидывать собралась, а от моей обуви в то время подошва отвалилась.
И теперь то, что было надето на моих ногах, смотрелось настолько печально, что я пожалела об отсутствии длинной юбки, чтобы можно было это позорище спрятать.
Пресветлая подошва и благостные каблучки! Моя обувь даже цвета уже не имела. С годами носки твердая воловья кожа намертво впитала в себя оттенок грязи.
