Нужно успокоиться. Снова прикрыл веки и погрузился в сон, расслабив все мышцы. Проснулся от шепота возле изголовья кровати. Мамуля и папуля смолкли, заметив, что я не сплю. По лицу матери тут же расплылась пластмассовая и вымученная улыбка, а глаза оставались холодными и непроницаемыми. Все в ее стиле. Такая красивая, что дотронуться страшно.
— Сынок, как ты себя чувствуешь? — Ее голос не звучал заботливо, наоборот.
Казалось, что я в чем-то сильно провинился, но забыл, а ей нужно переступать через себя ради своего ребенка.
— Нормально. — Процедил сквозь зубы и перевел взгляд на отца, который спокойно стоял рядом с мамой, засунув руки в карманы брюк. — Но было бы лучше, если бы мне дали связаться с внешним миром и не кружились вокруг с псевдо заботой, словно мухи над… Ай! — Махнул рукой и уставился на ногу в гипсе.
Я вел себя, как обычно. Родители же странно переглядывались, что наводило на плохие мысли.
— Учитывая твое состояние, мы решили отправить тебя на восстановление за границу. — Отец снова принимал решения за меня. — Там уровень обслуживания и профессионализма выше, но тебе ли об этом не знать.
— Я никуда не поеду. — Не отрывал взгляда от серьезного выражения лица папаши, но он и бровью не повел.
— Я предполагал, что ты будешь противиться. — Он тяжело вздохнул. — Тогда отправишься на лечение в столицу, и это не обсуждается, сын. Если не хочешь остаться без зрения, то послушаешь меня. Операция пройдет через три дня. За это время нам нужно собрать все необходимое и отвезти тебя в клинику.
Перспектива слепоты меня точно не прельщала, поэтому я лишь недовольно сжал челюсть. Мама присела на край постели и взяла мою руку в свои теплые ладони.
— Саймон, все будет хорошо. Мы ведь с тобой. — Ее голос был ласковым, но в глазах застыли льдинки. — Судьба дала тебе шанс выстроить жизнь по новому, не совершая прошлых ошибок.
— Говоришь так, словно я кучку ангелов в прошлом лишил крыльев, честное слово. — Я криво улыбнулся. — Почему от меня все шарахаются, не подскажите?
Если сначала мне казалось, что все дело во влиянии отца, то потом стало ясно другое. Опасались работники больницы меня. Медсестры, санитарки и уборщицы не разговаривали, даже если я пытался завязать беседу, а врач всегда вставал на расстоянии от меня с подергивающимся веком. Возле двери дежурили два охранника, не допуская того, чтобы в палату вошел кто-то посторонний.
Родители снова переглянулись, после чего отец отошел к окну, скрывая свое лицо.
